Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Традиционная связь женщин с домом вступает в отношения с феминизацией миграции и приводит к переменам в самом понятии дома. Если женщины оторвались от дома и больше не могут отдавать всю жизнь на снижение энтропии вокруг очага, что происходит с этим концептом, а также близкими ему концептами близости и семейной заботы? Бредникова и Ткач пишут, что до «70–80-х годов XX века в области исследований Дома господствовал так называемый седентаристский подход, принимающий оседлость за норму. В рамках этого подхода Дом понимался как ‘’стабильный центр вселенной — безопасное и спокойное место жизни, а также как основной фокус заботы и контроля домочадцев. Дом как домохозяйство, домашняя среда (home) здесь синонимичен дому как жилищу, зданию (house)’’». Уже к началу девяностых набирают силу постнациональное и номадическое направление исследований — что происходит с домом в условиях глобализации, транснационализма, трансграничности и потоков миграции. Из практики номадов становится ясно, что переезд больше не означает по умолчанию потерю дома; наоборот, ощущение и практики дома начинают конструироваться в процессе движения; из места дом превращается в процесс становления и развоплощения; пользуясь прилагательным Зигмунта Баумана, дом становится текучим. Вслед за этим меняется и понятие семьи, раньше собранной физическим присутствием друг друга на территории физического дома, а теперь включающей в себя и транслокальные связи и сети заботы. Множатся концепции родины; у вынужденных мигрантов может быть несколько родин, часто они имеют дело с оппозицией родины, существующей в ностальгическом воображении, и принимающей страны, которая требует больших усилий по интеграции прямо сейчас. Временные дома мигрантов, особенно если они уезжают семьями, вкупе с рабочими условиями способны радикально подорвать гендерный порядок, которого они придерживались бы там, откуда уехали. Бредникова и Ткач приводят цитату одной из мигранток, работающей в Петербурге:

О: Вообще-то у нас в Азербайджане принято своих мужей бояться. Вот жена моего брата его боится.

В: А Вы боитесь?

О: Ну щас прям! Чего мне его бояться, я деньги зарабатываю. Если б хоть не зарабатывала, можно было бы сделать вид…

Бывают и другие ситуации, когда сравнительно равноправные союзы в силу обстоятельств становятся беженцами и в экстремальных условиях один из партнеров начинает доминировать. Мигранты часто ищут дом поближе к работе, и временный характер работ обуславливает временный характер дома. Хорошо, если все вещи умещаются в клетчатую сумку; к вещам не возникает привязанности, дом становится ощущением, идеей. В текстах про «революционные жизни» так называемых диджитал-номадов, мобильных молодых людей, которые путешествуют и работают с ноутбука в любой точке мира, подчёркивается новаторство этих стратегий в противовес виктимизированным мигрантам, «мечущимся в поиске места, где бы выжить». Но опыт рабочих мигрантов демонстрирует ту же непривязанность к вещам, спайку между работой и домой (в силу расстояния, например, или того, что вечером домой заносятся овощи и фрукты, которые днём продаются на работе), тот же текучий характер присутствия; кажется, что единственная разница в том, что трудовые мигранты на самом деле устают и у них нет такой возможности жить исключительно во времени, как у диджитал-номадов.