Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Существует множество противников как ВРТ, так и особенно суррогатного материнства. Думаю, все подозревают позицию церкви и традиционалистов по этому вопросу, она не очень интересная; интересней критика ВРТ через оптику феминизма. Сара Франклин в числе прочих анализирует в своей книге фем-литературу по этому вопросу начиная с 1980-х и вспоминает историю FINRRAGE (Феминистской Международной Сети Сопротивления Репродуктивному и Генетическому Инжинирингу), одного из самых заметных движений против денатурализации рождения и коммерческого сурматеринства. Карла Лэм в книге про репродуктивные технологии[232] делит феминисток на три лагеря по отношению к ВРТ: сопротивляющихся, приветствующих и амбивалентных. Первый лагерь выступает против суррогатности в основном по двум причинам: дети не должны быть товаром и ВРТ работают только на закрепление женской гендерной роли как матери. Они отмечают искусственную медикализацию бесплодности — превращение её в болезнь, а также то, что желание иметь детей (так называемый материнский инстинкт) — не определяется генетически (что правда). Противницы ВРТ совершенно справедливо говорят о телесном вреде, часто наносимом женщинам в процессах донорства, беременности и рождения, они также говорят о том, что ВРТ не могут быть «свободным выбором» в условиях патриархата, когда на женщин возложены чрезмерные ожидания в связи с их репродуктивной функцией. К сожалению, этот тип фем-протеста, призывающий к полному запрету суррогатности, страдает поверхностностью и скатывается в дешёвый антикапитализм (детей продавать нельзя, но всё остальное можно) и не выдерживающую критики эссенциализацию/натурализацию биологического родства: якобы нельзя разрывать естественную связь матери и ребёнка, потому что они переплетены нитями божественного провидения. На западе он часто практикуется белыми обеспеченными феминистками, которые не желают вникать в то, что коммерческая суррогатность значит для матерей в экстремально бедных регионах, а в России и других посткоммунистических странах он практикуется квазирелигиозными группами, не желающими вникать в устройство реальности вообще. Критика этих групп перекликается с их же критикой секс-работы и порнографии как эксплуататорских практик. Они призывают к их полному запрету, но мы видим, что, несмотря на нелегальное положение, секс-работа процветает в куче разных стран, а работницы и работники этой сферы только страдают от криминализации. То же самое и с суррогатностью: в мире и в России прямо сейчас существует чёрный рынок продажи детей. Он не исчезнет с запретом сурматеринства, а только расширится, как расширяется рынок нелегальных абортов там, где аборт выводят за рамки закона. Это понимают в «амбивалентном» фем-лагере и, отдавая отчёт в подчинённом положении женщин, гораздо более нюансированно смотрят на реальность разных культур, политических режимов и экономических ситуаций, обуславливающих необходимость ВРТ.

Как и в случае с секс-работой, легализация и вдумчивая регуляция — пока единственный способ сурматерям избежать эксплуатации, это понимает и Софи Льюис, написавшая Full Surrogacy Now[233], одну из самых интересных книг про суррогатность, рождение, родство и семейный аболиционизм. В России многие феминистки до сих пор в ответ на унылый троллинг традиционалистов отвечают: «да нет, мы не против семьи»; подзаголовок книги Льюис, наоборот, откровенно заявляет: Feminism Against Family. Рассматривая суррогатность в контексте человеческих отношений и технологий, она приходит к выводу, что понятие семьи и родства сегодня абсолютно неадекватно тем запросам на заботу, поддержку и связи, которые существуют у людей, как неадекватны и эссенциалистские бинарные понятия о родительстве, материнстве и женственности: «невозможно помыслить утопическое понятие о воспроизводстве, которое не включало бы в себя разрыв вынашивания с гендерной бинарностью». Она критикует устоявшееся в рамках нуклеарной биологической семьи понятие о ребёнке как о собственности, но, обращаясь к коммерческому сурматеринству, отмечает, что не все денежные отношения автоматически пропитаны цинизмом и превращают их предмет в товар, в каких-то случаях это необходимая социальная транзакция и благодарная оплата за важный труд. Льюис отдельно отмечает, что её не следует путать с неолиберальными защитницами суррогатности, которые автоматически выступают за рыночные отношения; она против криминализации коммерческого вынашивания, но она также пишет, что «путь к свободе для человечества лежит в независимости от рынка, и одно из названий этого пути — полная суррогатность».