Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

В книге Льюис два прорывных предложения, или призыва, одно утопическое, другое реалистическое и может/должно быть принято уже сейчас. Сначала о втором: она предлагает легально признать любую беременность и вынашивание работой, чем они и являются по факту. Семейная romantic mystique и сегодня продолжает затемнять домашний труд, частью этого затемнения является представление о беременности как «чуде» и «счастье». Но репродуктивный труд — длительный и очень тяжёлый, особенно в условиях нуклеарной семьи или одиночного родительства. Во многих странах сегодня запрещена коммерческая суррогатность и разрешена только альтруистическая — когда заказчики оплачивают вынашивателям расходы, но не платят вознаграждение; альтруистическая суррогатность имеет большую историю — когда подруги рожают детей гей-парам или тем, кто не может выносить самостоятельно — но полный запрет суррогатности как оплачиваемой работы приводит только к усилению эксплуатации. Льюис пишет про Индию (где в декабре 2021-го наконец приняли обещанный с 2013 года запрет коммерческого сурматеринства), что наивные надежды на прекращение продажи детей разбиваются о классовое и кастовое устройство индийского общества — бедные женщины всё равно будут вынашивать детей богатых, только теперь бесплатно, а уточнение в законе, что «заказчиками» могут быть только родственники, приведёт к усилению давления на женщин внутри семей; при этом в Индии и так чудовищный уровень домашнего насилия и преступлений против женщин.

Льюис пишет, что чёткое понятие о суррогатности как работе и её легализация обеспечат механизмы решения кучи проблем, которые есть внутри этой индустрии с годовым объёмом рынка уже в $4 млрд. Во-первых, вопросы оплаты: часто встречается обман, мошенничество, воровство зарплат в клиниках, махинации с договорами. В одной из статей про сурматеринство в России авторка рассказывает историю женщины, которую кинули заказчики, поругавшись между собой о том, кто будет оплачивать дальнейшие процедуры и разведясь; ей пришлось искать новых родителей ребёнку в полулегальных ВК-пабликах, где вынашивателей или только что родивших связывают с родителями, не желающими платить репродуктивным клиникам. Во-вторых, отсутствие чётких определений и запрос явного согласия вкупе с пониманием: «свидетельства от Бухареста до Бангалора» показывают, что большинство сурматерей не представляют последствия и процесс суррогатности и врачи не спешат им рассказывать. Адекватная медицинская забота после родов — крайне редкое явление, хотя ЭКО часто подразумевает множественные попытки вкупе с гормональными коктейлями, влияние которых на организм не до конца изучено. Сам процесс рождения почти неподконтролен работницам: как правило, ребёнка забирают через кесарево на восьмом месяце, без особых консультаций, под тяжёлыми транквилизаторами, в спешке; после кесарева нужно долго восстанавливаться, и, будучи сделано однажды, оно обрекает вынашивателя всех последующих детей рожать только через кесарево. Врачи говорят, что многие заказчики требуют рассечение потому, что контакт ребёнка с вагиной кажется им слишком интимным. Эффект того, что сурматери воспринимаются не как родня или близкие, а как временные помощницы, может приводить к разбитой психике, чувству предательства, утраты и заброшенности; впрочем, здесь всё совсем индивидуально и очень много сурматерей отмечают, что не видят никакой проблемы в расставании с ребёнком и просто счастливы кому-то помочь за деньги. Льюис пишет, что будь она работницей суррогатной индустрии, её программа-минимум состояла бы из права работниц выбирать, как они забеременеют, права отказываться от медицинского вмешательства и лишних процедур, которыми переполнена искусственно-медикализованная сур-индустрия, права отказываться от кесарева и права сохранять контакт с ребёнком, которого они родили.