Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Льюис рассказывает две истории сурматерей, передумавших отдавать детей, рождённых по контракту. Одна из них, белая мать троих детей замужем, родила ребёнка, зачатого со спермой заказчика, и решила оставить себе; суд запретил ей, сославшись на её контракт. Это вызвало бурю возмущения, возникла активистская Коалиция Против Суррогатности. Та же самая Коалиция, пишет Льюис, вообще не стала дёргаться через 4 года, когда в похожем случае суд запретил темнокожей малообеспеченной сурматери оставить белого ребёнка, рождённого без её генетического материала. Вторая женщина укладывается в образ «чёрной сурматери», во времена рабства безропотно вынашивающих хозяйских детей; подразумевается, что темнокожая мать не может иметь белых детей и не может хотеть белых детей для себя. Это наглядный пример того, как суррогатное материнство и родство вообще подчиняются логикам расы и гендера. Это также пример того, что там, где могла образоваться расширенная семья из трёх и более человек с групповой заботой о ребёнке, в текущих условиях образуется судебный конфликт. Как преодолеть это положение? Здесь возникает второй призыв Льюис — принять идею, на которую давно указывает и реальность, и ВРТ: что дети на самом деле делаются одновременно многими людьми, а не только двумя. Что дети не могут принадлежать ни родителям, ни коммуне — а только самим себе. И что труд по их вынашиванию, воспитанию и поддержке может быть коллективным. Здесь кто-то скажет — зумеры придумали советские ясли, но те, кто был в советских яслях и детских садах, вряд ли захотят обратно, — речь идёт о построении инфраструктур настоящей заботы, а не открыточной. Льюис очерчивает движение навстречу к гестационным коммунам, где мысль о том, что «мы производители друг друга», будет прочувствована как реальная, где количество человек, социально и легально различаемых как ответственных за ребёнка, будет увеличено. Она пишет, что сам термин «суррогатности» может собрать под собой миллионы прекарных и мигрирующих работников, которые и так помогают за деньги в ежедневном производстве жизни, только в капитализме их труд считается «грязным»: уборщицы, няни, дворецкие, личные помощники, повара, сексуальные ассистенты. То, что нуклеарная семья самодостаточно существует в вакууме, — это иллюзия. Когда эта иллюзия будет развеяна, суррогатность растворится, потому что всё станет суррогатным. Что нужно в первую очередь сделать для наступления такого общества? Пересмотреть понятие родства.

Киншип

Во второй половине двадцатого века происходит два важных изменения в изучении родства. Во-первых, евроамериканская социальная антропология обращает методы изучения киншипа, которые раньше использовались в изучении традиционных сообществ, малых этничностей и прочих Других, — на себя[234]. Джанет Карстен в книге After Kinship описывает эту «репатриацию антропологии» через смену формулировки от «они там всё делают по-другому», относящейся к традиционному изучению не-европейских обществ, до «они здесь делают всё по-другому», относящейся к многообразию культурных форм внутри своего же сообщества. Этот поворот позволил разглядеть отличия и Других в собственных культурах как продуктивные и важные; внутреннее культурное многообразие стало выявляться как естественная характеристика любого общества. Вопрос внутренней разности привлёк внимание к механизмам, по которым осуществляется родство. Одновременно с этим в антропологии формулируется критика евроцентричного изучения незападных обществ: отмечается, что социальные антропологи считают за родство в других народах то, что подходит под определение родства в западном мире. Совсем скоро, в конце 70-х появляется постколониальная теория, а в 90-х формируется деколониальное движение, обращая внимания на не-западные способы знания и способы бытия вместе. В это же время исследования родства попадают под продуктивную критику и влияние со стороны феминистской теории, квир-теории, критических исследований адопции и исследований науки и технологий[235]. Из этого следует второе изменение: родство перестаёт изучаться как естественное/биологическое и начинает — как сконструированное/социальное. Ирина Крецер пишет, что исследования киншипа с 80–90-х гг. могут называться «новым родством», имея в виду «не столько новые формы отношений, сколько новую логику рассуждения о них».