Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма

Немногие из недавних работ американских литературоведов могут похвастаться столь же блестящими интерпретациями и такой же интеллектуальной мощью, как «Золотой стандарт и логика натурализма» Уолтера Бенна Майклза[191]. Эта книга не ограничивается рассмотрением периода, формальные тенденции которого — в частности натурализм — для истории литературы всегда были особенно сложными, и анализом авторов — прежде всего Норриса — которые показали себя почти не поддающимися классификации и оценке. Она делает нечто большее — дает образцовый, хотя и своеобразный, пример того нового явления, которое получило название «Нового историзма», ставшего объектом столь большого увлечения для современных полемистов. Также эта книга призвана, видимо, «проиллюстрировать» провокационный и в чем-то спорный теоретический текст самого Майклза (написанный вместе со Стивеном Кнаппом) «Против теории»[192], по-видимому, демонстрируя то, чем вы можете еще заниматься, бросив «теорию». Кроме всего этого, чуткость этого исследования к проблематике фотографии позволяет совершить ряд плодотворных интервенций в то, что представляется, возможно, самым сильным художественным медиумом (периода постмодерна); тогда как внимание к вопросам любовного романа и реализма (как и собственно модерна), объединяемым с вышеупомянутой основной проблемой натурализма, позволяет переписать проблемы рассматриваемых жанров и периодизацию в весьма привлекательной и плодотворной манере. Наконец, в книге высказываются сильные (а по мнению некоторых и агрессивные) политические взгляды, чье отношение к взглядам в области литературной критики на первый взгляд неясно. Каждая из этих тем сама по себе заслуживает пристального внимания; а вместе они указывают на то, что сборник Майклза (хотя я буду доказывать, что это не просто сборник) дает нам уникальную возможность измерить температуру современной (или постсовременной) критики и теории.

«Теория» в программной работе Майклза и Кнаппа оказалась на радость узкой категорией, позволившей удивительным образом проигнорировать вал всех этих увесистых работ с континента, которые в последние двадцать лет стали для многих из нас ассоциироваться с этим словом. Система координат, используемая в этой работе, любому неамериканскому или ориентированному на Европу «теоретику» покажется подозрительно англо-американской, своего рода возвращением к тем самым проблемам факультетов английского литературоведения (как обосновать данное прочтение рассматриваемого канонического стихотворения или отрывка?), от которых все мы пытались сбежать и от которых «теория» (в ее структуралистском или постструктуралистском, немецком или диалектическом смысле) обещала нас избавить, снабдив новыми проблемами и новыми интересами. Гадамер, конечно, фигурирует в этой работе, но только как соперник Хирша; Деррида — не только из-за своих американских связей, но, прежде всего, в силу своего спора с Серлом, словно бы натурализация зависела сегодня от наличия внятных англо-американских врагов. Но далее я буду утверждать, что большие континентальные темы и проблемы все-таки всплывают в «Золотом стандарте» и что логика рассуждения Майклза заставляет его заново открывать и изобретать их. С моей точки зрения, это и есть самая удивительная и восхитительная черта этой книги: прямо на глазах у нас она показывает, как совершается философское открытйе; а Майклз настолько отдается логике своего содержания и внутренней динамике своих предметов, что эти важные проблемы появляются, так сказать, в силу своего собственного движения, а не призываются извне по указке какого-нибудь актуального тренда или лозунга. Возможно, вот что может оказаться более глубоким моментом провокационной в иных отношениях программы «Против теории»: при верном сочетании проницательности и восприимчивости проблемы должны поставить сами себя в том виде, который позволяет нам обойти овеществление современного теоретического дискурса.