Посторонний человек. Урод. Белый аист

— Ну и наплевать!—неизвестно отчего разозлился я. — Давай лучше заниматься делом. Я ведь пришел не стулья и столы твои рассматривать! И покупать их не собираюсь!

Гурик мигом перестал улыбаться, принял серьезный вид и толкнул ногой белую закрытую дверь.

— Это папин кабинет. Садись, нам здесь будет удобнее заседать, чем в моей комнате.

В эту минуту я рассматривал высокий под стеклом шкаф, набитый книгами, и когда посмотрел на письменный стол, то так и обмер, забыв обо всем на свете. На нем стоял большой блестящий приемник марки «Мир».

— Да ты что на него уставился? —дернул меня за рукав Гурик. — Приемник — это ерунда! Ты вот посмотри лучше на эту штуку. Не угадаешь, что такое перед тобой!

Я глянул на какую-то подставку с двумя колесиками и узкой красноватой лентой, качнул головой и опять повернулся к приемнику.

— Так и знал, что не угадаешь!—торжествующе вскрикнул Гурик. — Эх ты, чудак-рыбак! Это же магнитофон! Хочешь, сейчас включу, и он запишет все, о чем мы будем с тобой говорить. Мы его совсем недавно купили. Папу часто вызывают на разные доклады или совещания, а он все боится, что нескладно говорит. Раньше он перед мамой репетировал свои речи, а потом ей так надоел, что она стала из дому убегать. Вот папа и купил магнитофон. Очень удобно! Поставит перед собой этот микрофончик, включит на «запись» и начнет читать свой доклад вслух. А потом сделает переключение на «звук» и слушает, чего он наплел. Я просто советую тебе такой же приобрести! — Гурик повернул выключатель на зеленом ящичке, катушки с лентой медленно завертелись на подставке. — Видишь, какая красота! Ну, скажи чего-нибудь!

— Да отстань ты от меня!—не сдержавшись прикрикнул я.—Тут судьба решается, а он с игрушками своими пристал! Видно, с тобой каши не сваришь!

Гурик захлопал рыжими ресницами, а потом принялся меня уговаривать, чтобы я на него не сердился. А что на него сердиться? Все равно попусту! Только нервы трепать.

Мы долго сидели в кабинете и совещались, куда лучше нам поехать. Гурик вначале заикнулся было: двинуться на станцию Северный полюс-3, но я сразу отговорил его. Кому мы нужны на дрейфующей станции? Кто нас там ждет? А потом, хорошо Гурику было рассуждать о полярных путешествиях— у него куртка любой мороз выдержит, а моя, ватная? Нет, это дело не пойдет. Я лично намерен ехать в такое место, где могу принести пользу. Ну, хотя бы на целинные земли. Там сейчас очень нужны рабочие руки. Можно подучиться зимой, а весной на трактор сесть!

— Опять учиться?—испугался Гурик. — Нет, уж это не по мне.

Но я тут же разъяснил ему, что можно и не учиться, тогда придется копать землю или еще чем-нибудь заняться, что не требует ума.

Гурик подумал-подумал и вдруг предложил:

— А если нам с тобой на юг махнуть? Во-первых, там тепло весь год. Во-вторых, виноград растет. Полеживай себе на песочке у моря и ни о чем не думай! Надоело загорать— купайся. Красота!

Но я сказал, что ехать надо только на Алтай, на целинные земли!

— Алтай так Алтай!—согласился Гурик. — А знаешь, это интересно! Придет мама от знакомых, а меня и нет. Вот поднимется потеха!..

Он забегал по кабинету, засуетился. Вначале вздумал взять с собой отцовскую двустволку, но я заставил его положить ружье обратно. Уж не собирается ли он по дороге свернуть на какое-нибудь озеро и начать стрелять уток? Гурик огорчился, посопел носом, буркнул о каких-то бандитах, зачем-то выдвинул из угла огромный контрабас, дернул пальцем струны и опять водворил инструмент на место. Потом слазил к отцу в чемодан, вытащил полевой бинокль и фотоаппарат «Киев».

— Вот занимаешься ерундой, — сказал я, — а о деньгах наверняка не подумал. Что тебя — даром повезут? У меня лично есть триста рублей.

Гурик схватился руками за голову, затем бросился из кабинета. Обратно он вошел тихо, чуть не плача. Денег у матери в сумке не оказалось.

— Идем на вокзал, — решительно сказал он, — а я по пути загляну к одним знакомым и попрошу от имени мамы у них взаймы. А завтра отец приедет и отдаст.

На улице я вспомнил о Бродяге. Бедный пес, наверное, догадывался, что больше никогда не увидит меня — он сидел возле калитки и жалобно скулил.

— Определенно с ним не пустят в вагон, — предупредил Гурик зловещим тоном. — На собак, даже на самых маленьких шавок надо брать особое разрешение, а вот у кого — я и сам не знаю. Да ты не кисни. Он и без тебя проживет... А знаешь что: давай его запрем у нас в квартире? Представь себе, вернется моя мама и вместо меня ее встретит Бродяга... Вот будет смешно.

Но я только презрительно посмотрел на Гурика.

— Тогда я не знаю, как быть, — разочарованно сказал он.

Было очень грустно расставаться с Бродягой. Хорошо, если Лилька будет заступаться за него. А если нет?

Наше путешествие чуть-чуть не сорвалось. Мы ждали трамвай, как вдруг из сквера вывернулась Натка Черепанова.

— Клюквин! — обрадованно вскрикнула она. — Вот удача! А я как раз к тебе бегу! Ты откуда едешь? Из дому?

У меня упало сердце. И как я мог забыть, что еще на прошлой неделе сам просил Натку, чтобы она зашла подзаняться со мной по арифметике.