Посторонний человек. Урод. Белый аист

А дядя Дема как ни в чем не бывало пел все громче в громче, все веселее и веселее. В комнате сидеть стало просто невозможно, меня так и подмывало посмотреть, что он там строгает, кстати поговорить и о Бродяге — почему того не пустили без меня домой. На этот раз дядя Дема увидел меня, сразу перестал распевать, отложил дощечку.

— Путешественникам наше почтение!—проговорил он насмешливо. — Вы как — сами Пришли или вас привели? А собака где?

— Вам лучше знать, — хмуро ответил я.—Сами не пускаете, а потом спрашиваете...

Дядя Дема сильно удивился.

— Ну и дела... — протянул он. — А если твой Бродяга заявился только сегодня утром?

У меня пересохло во рту, захотелось пить. Взяв ковш, я зачерпнул из ведра воды.

— Не смей!— остановил меня дядя Дема.— Вода только что из колонки. Садись обедать. — И, помолчав, добавил: — Собаку впусти. Наверное, измерзлась вся. Да бирку купи завтра же, не то собачник заберет.

Через пять минут я уплетал горячий борщ, а Бродяга трудился над костью.

— После обеда отдохнешь, а как Лиля придет из школы, поможешь ей уроки сделать. Отстала она, пока болела,— сказал дядя Дема и улыбнулся, когда я кивнул головой. — Вот это хорошо. А завтра тоже в школу пойдешь...

Тут я закашлялся и отложил в сторону ложку.

— Что зажмурился? —хитровато спросил дядя Дема. — Обжегся? Потихоньку, не спеши...

— Так просто...

Нет. Показаться в классе было невозможно! Пусть делают со мной, что угодно, а в школу не пойду!

— Нужно идти! — серьезно сказал дядя Дема. — Ты завтра в школу не пойдешь, а я вот вчера тоже по твоей милости на работу не вышел. Вместо меня другого машиниста в рейс отправили... И, выходит, неладно у нас с тобой получается. Женщины трудятся, а мы лодыря гоняем. — Он взял рубанок, подул на него, вытряхнул застрявшую в нем стружку. —А что ребята будут смеяться, так не беда. Умел дурить, умей и отвечать. Всякое бывает... Я вот тоже в молодости уходил из дому, только, правда, по нужде. Нас у матери семь человек росло, хлеба почти не видели. Ну и подался к сапожнику в обучение самовольно. — Дядя Дема вздохнул и чему-то улыбнулся. — У нас с тобой, брат, видно, одинаковые характеры. Оба любим путешествовать. Я ведь от сапожника-то вскоре удрал. Колодкой он по голове дрался, так вот метка на макушке и осталась. От сапожника к столяру направился — и там не повезло. Старик умер, а я так и остался ни при чем. После, когда мне двенадцать лет стукнуло, на железную дорогу подался, в депо...

Тут он поднял голову, глянул на ходики и присвистнул.

— Вот так история! Времени-то уж сколько набежало. Торопливо отряхнув с колен опилки, дядя Дема тяжело поднялся, схватился за веник.

— Я приберу, идите, — сказал я.

— Вот и ладно. Только планки да фанеру не выбрасывай. Смотри, чтобы бабка на что-нибудь их не приспособила. Вернусь — доделаю этажерку. Книги-то разбросаны по всем углам, даже под кроватью валяются. Тут я без тебя похозяйничал немного. Видел, обновку купил? За ним тебе уроки способнее будет делать. Займешь ящики, по правую сторону которые...

Он быстро надел свою тужурку, перешитую из шинели, нахлобучил кубанку с желтым кожаным верхом.

— Поленницу тоже не забудь сложить, — сказал он, взявшись за дверную скобку. — Наслышался тут я о ваших чудачествах...

Он ушел, а я еще долго сидел и смотрел на планки, чурбачки, золотистые колечки стружек. Бродяга тихонько подполз ко мне, потерся боком о мои ноги, зевнул.

— Вот какие бывают дела, Бродяга, — сказал я.

Софья Ивановна

Мне очень и очень не хотелось идти в школу. Я просто не знал, как покажусь на глаза ребятам и Софье Ивановне. Наверное, уже постарались, вывесили «Кляксу», размалевали нас с Гуриком разными красками. Хорошо было дяде Деме рассуждать, а попробовал бы он побыть на моем месте хоть одну минуту. Ему что, ему ничего! Его дело сторона, его не станут разбирать на классном собрании и стыдить, как самого последнего человека. А если вдобавок узнали про деньги — то и совсем... Нет, я не хотел даже думать, что может случиться.

Когда я подошел к классу, то зажмурился, немного постоял у двери. Потом передохнул, вошел, будто нечаянно посмотрел на стену. «Кляксы» не было.

— Клюквин приехал! — закричал кто-то из ребят. Все сорвались с мест, окружили меня, начали расспрашивать. Девчонки, как полагается, успели сочинить небылицы. Откуда-то услышали, что меня привезли в отдельном вагоне с двумя милиционерами. Некоторые ребята мне завидовали, а Гурика называли настоящим героем. Но вот в класс вошла Натка Черепанова, и сразу стало тихо. Девчонки быстро расселись за парты, принялись шептаться.

Натка прошла мимо меня, высоко задрав голову, не взглянула, только фыркнула. Тут Петя Тарасов спросил ее, почему до сих пор не вывесили «Кляксу» и куда смотрит она, как председатель совета отряда. Натка заявила, что листок будет готов к концу занятий.