Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

Кадеты, обучающиеся второй год, то есть уже определившиеся со своей воинской специальностью и разделенные на боевые пятерки и артиллерийские расчеты, постоянно носили кованые стальные нагрудники. Крепились эти пережитки средневековья поверх полевой формы, причем это был именно нагрудник, а не кираса. Крепления из кожаных ремней перехлестывались сзади в форме буквы «Х» нового славянского алфавита, принятого 21 января этого года по указу его величества Алексея II. Кроме того, тяжесть нагрудника должна быть привычна каждому витязю с того самого времени, когда он окончательно определяется с выбором воинской специализации.

Все это делалось для того, чтобы привыкание к весу шло постепенно, без резких, никому не нужных рывков. После того как кадет привыкал к весу нагрудника, ему выдавали пехотный шлем с небольшим выпуклым гребнем.

Правда, если воина определяли в инженерно-саперную роту численностью в пару взводов или в артиллерийскую роту, то носить пехотный нагрудник ему не приходилось.

Обращение с оружием шло отдельной статьей. Первые казнозарядные фузеи выдавались для ознакомления уже на первом году обучения. Стрельбы на первом курсе проводились тричетыре раза в месяц, первогодок обязан был сделать как минимум три выстрела. На втором курсе программа обучения выбиралась в зависимости от специализации. Если ты артиллерист, то больше времени проводишь со своим оружием, «колпаком», отрабатывая взаимодействие в команде и доводя до автоматизма процесс заряжания и стрельбы из орудия.

Как только наставники вколачивали в головы юным отрокам пятнадцати лет[7]основы взаимодействия в пятерке и взводе, научая их правильному движению на марше с полевой артиллерией, а теперь и ручной артиллерией (так квалифицировали первые образцы ручных мортирок, ранее они упоминались в нашей армии как бомбарды). Только после этого взводы переходили к усложненным экзерцициям, отрабатывая взаимодействие между несколькими ротами…

Кроме того, начинающим артиллеристам всю отработку маневров и действий требовалось совершать не с настоящим орудием, а с его макетом. Макеты 12-фунтовых «колпаков» специально делали чуть тяжелее их реальных собратьев, вместо положенных семнадцати пудов макет весил восемнадцать – вроде бы не намного больше, но все же.

Вот только решить проблему устройства боя в казнозарядных фузеях по-прежнему не представлялось возможным: иголка по-прежнему ломалась, трубка забивалась от пороховых газов, делая фузеи крайне «ранимым» оружием. Как убрать у ружей и фузей этот неприятный момент, ни Дмитрий, ни Андрей не знали – пока не знали. Хотя при содействии немецкого ученого Густава Хельца, уже третий год кудесничающего в лаборатории, отведенной ему в самом глухом уголке корпуса, под постоянным наблюдением пары учеников-витязей, этот вопрос обещал в скором времени решиться.

Поставленный епископ корпуса Русских витязей отец Варфоломей с каждым месяцем все плотней окружал кадетов своей заботой, лаской и отцовской любовью, получаемой от молодых семинаристов, спешно переведенных в корпус для наставления молодых неокрепших умов. Начитанные семинаристы разговаривали со своими учениками, обсуждали возникающие вопросы, изучали Писание.

Да, не восстанови государь патриарха, и многие проекты, в том числе и более воинственная трактовка Священного Писания, могли бы вызвать протест среди иерархов Православной церкви, однако этого не случилось. По прошествии почти десятилетия Русское царство наконец вновь получило патриарха, в согласии с которым государь Руси начал готовить указ об изменении нескольких аспектов преподавания в семинариях, а также о принудительно-добровольном просвещении всех служителей Божьих, для повышения уровня образования.

Конечно, сей шаг рискован, и это понимают как сам патриарх, еще не собравший собственную верную команду, так и царь Алексей, но ждать они просто не могут. Видя, в каком состоянии находится Церковь, терпеть дальше это безобразие государь просто не желает. Хотя обнародованный в конце марта указ царя об отмене гонений на раскольников и их свободном возвращении в родные места, без права обращения новых верующих и проповедования, сыграл с царем дурную шутку. Некоторые архиереи крайне негативно отнеслись к этому, грозя вставлять палки в колеса государственной машины, и они становятся поистине серьезным внутренним противником.

Как решить эту проблему, государь, увы, не знал, зато по прошествии двух недель уже мог наблюдать тянущийся десяток подвод раскольников, подпоясанных серыми кушаками. Настороженно вглядываясь в попадающиеся им навстречу лица, они с каждой минутой все больше расслаблялись, понимая, что эпоха гонений, кажется, прошла. Никто не пытался схватить их, никто не требовал сбрить бороду, их желание следовать старым традициям больше не было предметом гонений и насмешек.

Под давлением верховной власти из обихода двора в Рязани понемногу стали выходить немецкие платья и вся атрибутика, замещаясь удобной одеждой нового покроя, которого никто раньше не видел, но над которым трудился не один десяток портных.