Но она стояла передо мной, и я взглянул на нее, по-настоящему посмотрел, наверное, впервые с тех пор, как увидел там, за бревном, на болоте, еще когда подумал, што она – спакл. Целую жизнь назад.
В Карбонел Даунс она, конечно, отмылась (это ж только вчера было! только вчера), но вон уже опять грязь на щеках, и она куда тощее, чем была, а под глазами – темные круги, и волосы все перепутаны, в беспорядке, а руки – черные, как от сажи, а на рубашке спереди – зеленое пятно от травы, там, где она упала, и еще вон губа лопнула, где по ней залепило веткой, это когда мы еще с Беном бежали (а пластырей, конечно, не осталось), и всем этим она смотрела на меня.
И говорила, што, кроме нее, у меня больше ничего нет.
А у
И я немножко понимал, каково это.
Шум у меня пошел другими цветами.
Голос у нее смягчился, но совсем чуть-чуть.
– Бена больше нет, и Мэнчи – нет, и моих родителей – тоже нет. И я это ненавижу. Я
– Ты веришь, што в конце дороги есть надежда? – спросил я.
– Нет, – просто сказала она, глядя в сторону. – Нет, не верю, но я все равно иду.
И вот тут она встретилась со мной глазами:
– А ты идешь со мной?
Отвечать было необязательно.
Мы побежали дальше.
Но.
– Нам нужно выйти на дорогу, – сказал я, поймав очередную ветку и не дав ей врезать мне по морде.
– Но там же армия, – удивилась она. – И лошади.
– Им все равно известно, куда мы движемся. Нам – куда они. Все, судя по всему, идут в Убежище одним маршрутом.
– И так мы услышим их приближение, – кивнула она. – К тому же по дороге быстрее.
– Да, по дороге быстрее.
– Тогда давай уже выйдем на эту етьскую дорогу и поскорее доберемся до Убежища, – подытожила она.
– Ты сказала «етьскую», – улыбнулся я. – Ты только што сказала слово «етьскую».
В общем, мы действительно вышли на етьскую дорогу и припустили по ней настолько быстро, насколько позволяла усталость. Это была все та же пыльная, извилистая, местами грязная речная дорога, што и все эти мили назад. И все тот же лиственный, древесный, заросший Новый свет вокруг.
Если приземлиться тут и ничегошеньки ни о чем не знать, впору и правда подумать, што тут настоящий рай.
Между тем перед нами расстилалась обширная долина, плоская по дну, где река, но с дальними холмами на каждой стороне. Холмы озаряли луны. Никаких поселений в поле зрения – ну, или, по крайней мере, никаких поселений, где еще не потушили огня.
И никакого Убежища впереди. Впрочем, мы сейчас находились в самой плоской части долины и никуда особо не видели, ни вперед, ни назад – так усердно извивалась дорога. По обоим берегам реки все так же высились густые леса… словно Новый свет как-то внезапно кончился и все ушли. Осталась только дорога.
Вот по ней мы и шли.
И шли.
И шли.
Остановились попить воды, только когда первые полосы зари протянулись по небу ровно напротив, на другом конце долины. Попили. Кругом был только мой Шум и рокот реки. Никаких копыт. Никакого чужого Шума.
– Все это значит, что у него получилось, – сказала Виола, стараясь не встречаться со мной глазами. – Что бы он там ни сделал, всадника ему удалось остановить.
В ответ я помычал и кивнул. Всё.
– И никаких выстрелов не было.
Я снова помычал и кивнул.
– Прости, что я тогда кричала на тебя. Я только хотела, чтобы ты продолжал идти. Чтобы ты не остановился, не бросил…
– Я знаю.
Мы прислонились к паре деревьев на берегу. Сзади протянулась дорога, за рекой – деревья; дальний край долины шел круто вверх, а над ним – только небо. Чем дальше, тем светлее, синее, больше и просторнее… пока с него не пропадали даже звезды.
– Когда мы покидали корабль-разведчик, – сказала Виола, глядя туда же, куда и я, – я ужасно расстраивалась, что приходится расстаться с друзьями. Там было всего несколько ребят из других дежурных семей, но тем не менее. Я думала, что на целых семь месяцев окажусь единственной в таком возрасте на этой планете.
Я отпил воды.
– У меня в Прентисстауне не было друзей.
– То есть как это – не было друзей? – она недоверчиво воззрилась на меня. – У тебя должны были быть друзья.
– Некоторое время были – мальчики на пару месяцев старше меня. Но когда мальчики становились мужчинами, они переставали общаться с мальчиками. – Я пожал плечами: – Я был последний. Так што под конец остались только мы с Мэнчи.
Она подняла глаза к блекнущим звзедам.
– Какое идиотское правило.
Чистая правда.
Дальше мы просто молчали, я и Виола, на берегу реки. Мы отдыхали, а новая заря уже карабкалась на небо. Только мы вдвоем.
Зашевелились только через минуту, приготовились идти.
– Есть шанс добраться до Убежища к завтрему, – сказал я. – Если будем идти в том же темпе.
– Завтра, – кивнула Виола. – Надеюсь, там будет что поесть.
Была ее очередь нести сумку. Солнце выглянуло в конце долины, где река втекала прямо-таки в него. Свет залил холмы на том берегу, где што-то немедленно зацепило мой взгляд.
На искру в Шуме Виола мгновенно развернулась:
– Что?