Поступь хаоса

– Пошли, – я развернулся и потрусил обратно, в ту сторону, откуда мы пришли.

– Еда, Тодд? – грустно бухнул Мэнчи.

– Пошли.

И мы пошли, да, без еды, зато вперед, в ночь, и так быстро, как только могли.

Скорее, Тодд. Шевели уже своей чертовой… личностью.

Дальше, дальше, вверх по холмам, хватаясь за то, што на них росло, и подтягиваясь, вниз по холмам, придерживаясь за камни, штобы не скатиться. След словно специально вел туда, где нормальные люди не ходят, нет штобы где поплоще, у дороги там, или вдоль реки, так нет же, и я кашлял и временами падал, и вот уже солнце начало проглядывать сквозь чащу там, где ему положено было всходить, и я уже не мог, я уже просто не мог, у меня нафиг подогнулись ноги, и мне пришлось сесть.

Пришлось.

(Ну уж извините.)

У меня болела спина, болела голова, и я так потел, што уже вонял, и преизрядно, и был такой голодный, што просто плюхнулся у корней какого-то дерева, на минутку, конечно, потому што пришлось извините простите простите.

– Тодд? – Мэнчи ткнулся в меня носом.

– Я в порядке, мальчик.

– Жарко, Тодд. – Он имел в виду меня.

Я закашлялся, в легких у меня зарокотало, как в мешке с камнями, который падает с холма.

Вставай, Тодд Хьюитт. Поднимай свою чертову задницу и двигай дальше.

В голове у меня уже все плыло ничего не мог с этим поделать пытался сосредоточиться на Виоле но разум ее как-то проскочил и вот я уже маленький лежу в кровати и болею как-то очень хреново болею и со мной в комнате Бен потому што от лихорадки я вижу всякие вещи жуткие вещи страшные… стены мерцают люди которых здесь нет у Бена вон зубищи какие выросли и руки кажется лишние и всякое такое прочее и я кричу и отбиваюсь но Бен все равно рядом и поет мне песню и дает прохладной воды и таблетки лекарства тоже дает…

Лекарства.

Бен дает мне таблетки. Я рывком возвращаюсь в себя.

Я поднял голову и тотчас уронил ее в мешок к Виоле, кое-как вытащил медипак. Таблеток в нем целая куча, слишком много. На пакетиках што-то написано, но слова все бессмысленные… нельзя рисковать, вдруг съем успокоительное, которое вырубило Мэнчи. Я открыл собственный медипак, далеко не такой хороший, как у нее, но там точно есть такие беленькие таблеточки… они, по крайней мере, облегчают боль, пусть они и домашние, самодельные. Я сжевал две, а потом еще две.

Вставай, бесполезный кусок дерьма.

Я сидел, и дышал, и сражался, сражался, просто-таки дрался со сном, ждал, когда таблетки подействуют. Когда солнце вскарабкалось на гребень дальнего холма, я решил, што чувствую себя чуть-чуть лучше.

Не уверен, што это и правда было так, но какой у меня выбор?

Вставай, Тодд Хьюитт. И двигай своей етьской задницей ДАЛЬШЕ!

– Так, ладно, – сказал я, тяжело дыша и растирая колени руками. – Куда дальше, Мэнчи?

Дальше.

Чертов след продолжал в том же духе – подальше от дороги, подальше от любых строений, вперед, вперед, к Убежищу, одному Аарону известно зачем. Где-то ближе к полудню мы нашли еще один ручеек, спускавшийся к реке. Я проверил, нет ли кроков, хотя тут для них все равно слишком мало места, и набрал все наши бутылки. Мэнчи зашел по брюхо, лакал, щелкал зубами на мелкую медного цвета рыбу, шнырявшую в воде и щипавшую его за шерсть, – разумеется, безуспешно.

Я плюхнулся на колени и немножко смыл пот с лица. Вода была холодная, как пощечина, и немного меня разбудила. Интересно, мы их хотя бы догоняем или как? И сколько еще до них?

Ну зачем он вообще нас нашел!

И Виолу прежде всего, еще тогда, на болоте…

И зачем только Бен с Киллианом мне врали…

И можно Бен сейчас будет здесь…

Или можно меня домой, в Прентисстаун…

Я посмотрел на солнце.

Нет. Нет. Ни за што. Не хочу назад, в Прентисстаун. Никаких больше Прентисстаунов. Ни за што.

И вообще, если бы Аарон ее не нашел, я бы тоже мог не найти, а это тоже не здóрово.

– Пошли, Мэнчи, – сказал я и повернулся за сумкой…

И вот тогда-то заметил черепаху, гревшуюся на солнце… И замер.

Я еще никогда не видел таких черепах

Панцирь весь бугристый и острый, с темно-красной полоской по каждому боку. Она его весь раскрыла, штобы как можно лучше нагреться, а под ним – мягкая спинка. Черепахи вообще-то съедобны.

В Шуме у нее не было ничего, кроме долгого аххххххх  – довольного такого, от солнца. Мы ее, судя по всему, не особенно волновали: думала, наверное, ежели што – раз! – и захлопнет панцирь, и сразу в воду, только мы ее и видели. И даже если бы вдруг поймали, открыть панцирь черепахи, штобы добраться до мяса, попросту невозможно. Не предусмотрено.

Если у тебя, конечно, нет ножа, штобы ее убить.

– Черепаха! – обрадовался Мэнчи.

Держался он при этом благоразумно поодаль: у знакомых нам болотных черепах хорошая хватка – собаке вот так хватит! Эта, между тем, сидела себе на солнце и в ус не дула.

Я полез рукой за спину, за ножом. Уже почти долез, когда между лопатками словно опять воткнули нож.

Пришлось остановиться. Проглотить.