Глаза Джейн заметались по моему лицу и Шуму заодно, но сказала она только:
– Уилф мне все про тебя рассказал.
Што при этом значила ее улыбка, я так и не понял.
Капля с примочки попала мне в рот, горло сразу схватило спазмом, я заплевался и закашлялся.
– Што это такое? – Я прижал повязку и аж весь скривился от аромата.
– Примочка, – сообщила она. – От лихорадок и дрожей.
– Она
– Злой запах изгоняет злую хворь, – выдала она с таким видом, будто это всякий должен знать.
– Злую? – возмутился я. – Лихорадка не злая. Она просто лихорадка.
– Агась. И ента примочка ее лечит.
Я уставился на нее. Она тоже не отрывала от меня взгляда, и из-за этой его широкораспахнутости мне сделалось неуютно. Так смотрел Аарон, когда типа пригвождал тебя взором, когда вколачивал проповедь кулаками, когда загонял молитвами в яму, откуда тебе уже не выбраться.
Чокнутый взгляд, понял я. Сумасшедший.
Я постарался прижать эту мысль, но Джейн все равно и вида не подала, што услышала.
– Мне надо идти, – повторил я. – Спасибо наше вам за еду и примочку, но мне надо идти.
– Пока мы в ентих лесах, сходить тебе не след, нет уж, сэр, – сказала она, все еще таращась на меня немигающим взглядом. – Скверные енто леса. Опасные.
– Што значит опасные? – Я даже отодвинулся от нее немного.
– Поселения есть, дальше дор
Она даже ко мне как-то придвинулась, я теперь слышал запах у нее изо рта – прямо хуже той тряпки будет! – и ощущал молчание за словами. Ну вот как такое может быть? Как в безмолвии помещается столько сутолоки?
– В Шуме можно хранить тайны, – сказал я. – Всякие-разные.
– Оставь мальца в покое, – распорядился спереди Уилф.
Физиономия у нее тут же обмякла.
– Прастити, – сказала она малость недовольно.
Я чутка приподнялся. Еда в животе – это однозначно на пользу, што бы там эта вонючая тряпка со мной ни вытворяла.
Мы тем временем подобрались поближе к хвосту каравана. Я уже и несколько затылков разглядел, и Шум мужчин расслышал, болтавших там и сям, и молчание женщин между ними – как булыжники в ручье.
То и дело кто-то из них – обычно мужчина – оглядывался на нас и обыскивал меня взглядом, выворачивал, смотрел, из чего я такой сделан.
– Я должен ее найти, – сказал я.
– Твою дев’чку? – оживилась Джейн.
– Ага. Спасибо вам, конечно, но мне правда надо идти.
– Дак твой жар! И енти другие поселения!
– Я все равно попытаюсь. – Я размотал грязную тряпку. – Пошли, Мэнчи.
– Нельзя тебе! – всполошилась Джейн, вытаращившись еще сильнее, хотя куда уж. – Армия…
– С армией я сам разберусь. – Я сел и приготовился сигать с телеги, но сил в руках не было, и мне пришлось сперва пару раз с хрипом вдохнуть и выдохнуть.
– Дак они же тебя схватют! – почти взвизгнула она. – Ты ж с Прентисстауна…
Я пронзил бы ее взглядом, если бы мог.
Она ладонью зажала себе рот.
–
– Я не хотела! – сокрушенно прошептала она мне…
…но было уже, конечно, поздно.
Слово уже заскакало взад и вперед по каравану – так знакомо, не само даже слово, а што каждое из них – как булавка, и ею ко мне пришпилено все, што люди обо мне думают и знают, или думают, што знают, и уже к нашей телеге поворачивались лица, и нас буравили взгляды, и волов с лошадьми стопорили поводья, и люди смотрели, искали, изучали, смотрели.
Взгляды и Шум со всей дороги – сюда, к нам, на нас.
– Енто хто ето там у тебя, Уилф? – вопросил мужской голос с предпоследней от нас телеги.
– Мальчонка, лихорадошный, – заорал в ответ Уилф. – С жару-то помутимшись. В толк не возьму, чево баеть.
– Ты в том совсем уверен?
– Да-ть, сэр, отож. Мальчонка, говорю, болезный.
– Ну-ка-ть тащи его, – встряла какая-то женщина. – Надо-ть на него поглядеть.
– Вдруг шпиен какой? – тут же присоединилась другая, злобно, испуганно. – Ну как ведеть армию прямо на нас?
– Нам туть шпиены не нужны! – сообщил мужчина, уже другой.
– Енто Бен, – успокоил Уилф. – С Фарбранча. Кошмар у малово – проклятый город, как они убивають всех ево родных. Я за нево ручаюсь.
Никто целую минуту ничего не кричал, но весь мужской Шум так и зудел в воздухе, будто рой. Все лица были обращены к нам. Я постарался изобразить лихорадочного и выдвинул ему навстречу картину захвата Фарбранча. Это было совсем несложно, и от нее у меня заболело сердце.
И никто на это ничего не сказал, но тишина была громче вопля в добрую сотню глоток.
И на этом все кончилось.