Поступь хаоса

Никого. Никакого Шума, кроме моего, ни Виолиной тишины. Я снова закрыл глаза.

Я Тодд Хьюитт, думал я поперек этого вечного кружения, я Тодд Хьюитт.

Не разжимая век, я нашарил флягу с водой, хорошенько глотнул, оторвал краюху Уилфова хлеба и сжевал. Глаза открыл только после этого.

Ничего.

Только лес и новый холм – лезь не хочу! И мерцающее, дрожащее солнце.

Утро миновало. У подножия следующего холма – следующий ручей.

Я наполнил фляги и напился из горсти – несколько глотков холодной воды.

Чувствовал я себя погано, кожу всю кололо, по ней бегал озноб, потом ее заливал жар, потом голова вдруг весила миллион фунтов. Я почти лег в ручей и наплескал себе в лицо холода.

Потом сел – в воде отразился Аарон.

– Убийца.

По его рваной роже расплылась ухмылка.

Я отпрыгнул, нашарил нож (плечи снова прострелила боль), но, когда поднял глаза, его на берегу не было, а Мэнчи был по уши занят рыбалкой и даже головы не поднял.

– Я приду за тобой, – заявил я воздуху, который на глазах начало перемешивать ветром.

Мэнчи вытащил морду из воды.

– Тодд?

– Я найду тебя, даже если это будет последнее, што я сделаю.

– Убийца, – шепнул на этот раз уже ветер.

Я полежал немного, тяжело пыхтя, кашляя, но глаз не закрывая, потом поковылял к ручью и наплескал на себя столько холодной воды, што грудь заныла.

Собрался, и мы пошли.

Холодная вода некоторое время делала свое дело. Солнце, не мерцая особо и не дрожа, лезло в зенит; мы одолели еще несколько холмов. Когда картинка снова пошла волнами, я сделал привал, и мы поели.

– Убийца, – услышал я из ближайших кустов и потом снова – из другой части леса.

– Убийца.

И опять, откуда-то еще:

– Убийца.

Я даже смотреть не стал, просто сидел и ел свою еду.

Просто спачья кровь, сказал я себе. Лихорадка, болезнь, все такое. Ничего больше.

– Да ну? – не поверил Аарон с той стороны прогалины. –   Ничего больше? Ежели я – только это, што ж ты так за мной гонишься?

На нем была воскресная риза, а лицо – целое, исцеленное, словно он опять в Прентисстауне, и руки сложены перед грудью – не иначе как готов вести паству к молитве. Весь сияет на солнце и светло так мне улыбается.

Евойный улыбчивый кулак я помнил очень хорошо.

– Шум связывает нас воедино, юный Тодд. – Голос его тек и отблескивал, как змея. –   Ежели один падет, все падут.

– Тебя тут нет. – Я скрипнул зубами.

– Тут, Тодд, – брякнул Мэнчи.

– Правда? – Аарон растворился в переливчатом блеске.

Разум мой знал, што Аарон нереален, но сердцу на это было решительно наплевать, и оно отчаянно колотилось изнутри о грудную клетку. Дышать стало трудно. Пришлось долго ждать, пока я сумел встать и тем более пойти.

Еда помогала, благослови господи Уилфа и его чокнутую женушку, но иногда все равно приходилось даже не идти, а ковылять. Я уже видел Аарона почти все время – краем глаза: он скрывался среди деревьев, прислонялся к скалам, стоял на лежачих стволах. Я просто отворачивался и топал дальше. Пейзаж танцевал так, што у меня желудок скрутило, но там и правда был мост – он перекидывал дорогу на другой берег. Наконец-то меня больше ничего не отделяло от реки.

Я пораздумывал про ту, другую дорогу, в Фарбранче, по которой мы не пошли. Интересно, она-то сейчас где во всей этой чащобе? Посмотрел налево: там, докуда хватало глаз, были леса, леса, леса и еще холмы, которые все ерзали и шевелились, как им совершенно не полагалось. Даже зажмуриться пришлось.

Мы побрели вниз – слишком медленно, слишком медленно; запах привел нас к дороге, к мосту, высокому, шаткому, с перилами. Там, где дорога прыгала на него, собиралась вода, стояла лужами, пучилась грязью.

– Он ушел через реку, Мэнчи? – Я уперся руками в колени, штобы отдышаться и накашляться.

Мэнчи маниакально уткнулся в землю, перебежал дорогу, потом обратно, наведался к мосту, вернулся ко мне.

– Уилф, – сказал он. – Телеги.

– Я и так следы вижу. – Я потер лицо ладонями. – Што с Виолой?

– Виола! – тявкнул он. – Туда!

И поскакал прочь от дороги, на берег, вдоль реки.

– Хороший пес, – просипел я между двумя скрежещущими вдохами. – Хороший пес.

Я плелся за ним через кусты и ветви; справа грохотала река – ближе, чем за много дней. Вот таким манером я и вышел прямиком в поселение. Встал, естественно, как вкопанный и закашлялся от неожиданности. Поселение кто-то сравнял с землей.

Все дома, восемь или десять штук, превратились в золу и головешки. Нигде ни дуновения Шума.

Я было даже подумал, што здесь прошла армия, но в выжженных зданиях уже росла какая-то зелень, нигде не курился дым, и ветер продувал деревню насквозь, как бывает только там, где живут одни мертвые. На реке виднелось несколько разрушенных пристаней – сразу за мостом, об одну вяло колотилась одинокая лодка, и еще несколько полузатопленных маячило неподалеку от бывшей мельницы, а ныне лишь кучи обгорелых досок.

Холодно, мертво. Еще одно место в Новом свете, которому не повезло с натуральным хозяйством.