Поступь хаоса

Медленно, но верно волы и лошади снова тронулись в путь, уволакивая телеги вдаль по дороге: люди продолжали глазеть, но хотя бы делались дальше и дальше от нас. Уилф тоже настегнул своих волов, но пошел медленнее остальных, пролагая дистанцию между нами и хвостом каравана.

– Прстити, – выдохнула Джейн. – Уилф ведь мне говорил рот держать на замке. Говорить говорил, да только…

– Все в порядке, – сказал я – лишь бы она уже только заткнулась.

– Прстити, ох, прстити…

Телега дернулась и остановилась. Уилф подождал, пока караван изрядно отдалится, и только тогда спрыгнул и пошел к нам.

– Нихто Уилфа не слушаеть, – молвил он, как бы даже не без улыбки. – Но когда слушають – верять.

– Я пойду, – сказал я.

– Агась, – сказал он. – Только неб’зопасно енто.

– Прстити, – добавила Джейн.

Я соскочил с телеги, Мэнчи за мной. Уилф взял Виолину сумку, раскрыл и выразительно посмотрел на жену. Та взяла горстью фруктов и хлеба, положила туда и еще горсть сушеного мяса добавила.

– Спасибо, – сказал я.

– Н’деюсь, ты её найдешь, – Уилф закрыл ее и отдал мне.

– Я тоже.

Он кивнул на прощанье, потопал вперед, взгромоздился на облучок и нахлестнул волов.

– Осторожнее там, – сообщила Джейн самым громким на свете шепотом. – Берегись, ентих, ч’канутых.

Я постоял немного, провожая их взглядом, – все еще кашляя, все еще в жару, но все равно куда лучше прежнего от еды и без этих ее корней и хорошо бы Мэнчи обратно нашел след и вообще интересно какой прием меня ожидает в Убежище ежели я туда когда-нить таки доберусь.

29 Аарон во всем своем многообразии

Мэнчи   понадобилось   некоторое   время – ужасное некоторое время! – штобы опять найти в лесу след, но потом он гавкнул: «Туда!» – и мы снова побежали.

Он отличный чертов пес, я уже это говорил?

Ночь уже совсем настала, я жутко потел и кашлял так, што хоть соревнования выигрывай по кашлю, и ноги у меня были сплошь из пузырей, а в голове жужжал лихорадочный Шум, но в пузе была еда, а в суме – еще еда, аж на пару дней, и все, што имело значение, было у нас спереди… впереди… впереди.

– Ты ее чуешь, Мэнчи? – Мы как раз перебирались по бревну через какой-то ручей. – Она еще жива?

– Чую Виолу, – сообщил он, спрыгивая с того конца. – Виола боится.

Мне это бухнуло кулаком в сердце; я ускорил шаги. Еще одна полночь (двадцать два дня осталось? двадцать один?), и фонарик сдох. У меня был еще один, Виолин, но уже последний. Еще холмы, и покруче прежних, а мы все так же бежим через ночь, труднее лезть вверх, опасней лезть вниз, но мы идем, и идем, и идем, Мэнчи вынюхивает дорогу, жрем Беново сушеное мясо, ковыляем уже, я откашливаю себе все што можно, паузы на отдых как можно короче, обычно согнувшись впополам у дерева, и вон уже солнце полезло из-за холма на небо, не иначе как мы уже и до рассвета догуляли.

Когда на нас упал свет, мир кругом пошел какой-то блестящей рябью.

Я замер и вцепился в покрывающие очередной склон папоротники, штобы не свалиться. Секунду все плыло, так што я даже глаза закрыл, но это все равно не помогло, потому што под веками разгулялся целый водоворот красок и искр, а тело вдруг все стало как желе и вдобавок развевалось под ветром, што дул с вершины, и когда все прошло, нифига оно на самом деле не прошло, и мир остался подозрительно ярким, будто я проснулся внутри сна.

– Тодд? – обеспокоенно осведомился Мэнчи, явно наблюдая у меня в Шуме бог знает што.

– Лихорадка. – Я снова закашлялся. – Не надо было ту мерзкую тряпку выкидывать.

Но чего уж теперь сокрушаться.

Я заглотил последнюю таблетку из медипака, и мы двинулись дальше.

Влезли на вершину. Все остальные холмы и река с дорогой внизу целую минуту подпрыгивали у меня перед глазами, как яблоки на одеяле, а я пытался проморгать эту невыносимую картину и ждал, пока ландшафт успокоится и можно будет идти дальше. Мэнчи о чем-то скулил у ног. Я попробовал было его почесать, чуть не полетел кувырком и взамен сосредоточился на другой задаче: добраться до подножия, ни разу не упав.

Я снова думал про нож у меня в спине, про кровь на нем, когда он вошел в мое тело. Моя кровь смешалась со спачьей, и теперь хрен его знает, што бежит у меня по жилам с тех пор, как Аарон меня пырнул.

– Интересно, он знал? – спросил я у Мэнчи и заодно у себя (а так, в целом, ни у кого), спустившись с холма и прислоняясь к дереву, штобы мир перестал уже крутиться перед глазами. – Может, он меня медленно убил.

– Естественно, убил, – сказал Аарон, отлепившись от ствола с другой стороны.

Я завопил и упал в противоположную от него сторону, вскинул руки, пытаясь отбить куда-нить это видение, шлепнулся задницей наземь и пополз скорее прочь, а потом поднял глаза…

И его не было.

Мэнчи свесил голову набок и с интересом на меня посмотрел:

– Тодд?

– Аарон, – выдохнул я.

Сердце колотилось, как в барабан, дышать получалось не особо, да и то, што получалось, тонуло в каком-то уже совсем мясном кашле.

Мэнчи понюхал воздух, понюхал землю вокруг, сказал, переминаясь с ноги на ногу:

– След вон туда.

Я оглянулся – мир был волнистый и в пятнышко.