– Я разберусь с козой, – сообщил мне доктор Сноу, – а потом пойду к остальным старейшинам.
Я все никак не мог оторваться от Джейкоба. Который точно так же таращился на меня.
Он совсем близко, ближе, чем детишки в Фарбранче. И он такой
– …я приведу старейшин сюда, и мы вместе подумаем, как ты можешь нам помочь, – продолжал тем временем говорить его отец, потом умолк и молчал, пока я не посмотрел наконец на него. – И как мы можем помочь тебе.
Шум у него был честный, искренний, серьезный. Уверен, он и правда так думает. А еще я уверен, што он ошибается.
– Возможно, – с улыбкой сказал доктор Сноу. – А возможно, и нет. Ты еще даже деревни не видел. Пошли, Джейк. – Он взял сына за руку. – На кухне есть еда. Бьюсь об заклад, ты проголодался. Через час вернусь.
Я дошел с ними до двери, проводил взглядом. Джейкоб – все так же с пальцем во рту – оглядывался на меня, пока они с отцом не вышли из дома.
– Это сколько… вот это? – спросил я вслух, все еще глядя им вслед. – Я даже не понимаю, сколько ему.
– Ему четыре, – отозвалась Виола. – Он мне сам сказал, наверное, раз восемьсот. Как-то маловато, чтобы за козами ходить.
– Только не в Новом свете, – покачал головой я.
Обернулся. Виола стояла руки в боки и смотрела на меня внимательным взглядом.
– Иди поешь, – сказала она. – Нам надо поговорить.
33
Карбонел Даунс
Она отвела меня на кухню, такую же чистую и светлую, как спальня. Река так и бежала снаружи, птицы Шумели, музыка…
– Што это вообще за музыка? – Я подошел к окну и выглянул наружу.
Мне то и дело казалось, што я ее почти узнал… но, если прислушаться, это была одна сплошная путаница: звучали голоса, они менялись местами с другими голосами, все это ходило кругами само вокруг себя.
– Это из громкоговорителей в основном поселении. – Виола вынула из холодильника тарелку холодного мяса.
Я сел за стол.
– У них там што, праздник какой?
– Нет, – ответила она (как будто на самом деле сказала «погоди у меня»). – Не праздник.
Она взяла еще хлеб, и какой-то оранжевый фрукт, какого я никогда в жизни не видел, и еще красного цвета напиток со вкусом ягод и сахара.
Я вгрызся в еду.
– Ну, рассказывай.
– Доктор Сноу – хороший человек, – начала она, как будто это мне было знать важнее всего. – Он правда очень хороший и добрый и очень много сделал, чтобы спасти тебя, Тодд. Честно.
– Ага. И в чем же тогда дело?
– Эта музыка играет круглые сутки. Весь день и всю ночь. – Она смотрела, как я ем. – Тут, в доме, ее едва слышно, но в поселении ты собственных мыслей не слышишь.
Я помолчал с полным ртом хлеба.
– Прямо как в пабе.
– В каком пабе?
– В пабе в Прен… – Я вовремя заткнулся. – Так, а откуда мы, по ихнему мнению?
– Из Фарбранча.
Я вздохнул.
– Придется соответствовать. – Я откусил от фрукта. – Там, откуда я, в пабе всю дорогу крутили музыку, штобы заглушить всеобщий Шум.
Она кивнула:
– Я спросила, зачем они это делают, и он сказал: «Штобы мужские мысли оставались их частным делом».
Я пожал плечами:
– Жуткий гам получается, но в этом есть свой смысл. Один из способов справиться с Шумом.
–
Мне в голову пришла ужасная мысль:
– У них што тут, тоже все женщины умерли?
– Нет, женщины здесь есть. – Она покрутила в руках нож для масла. – Очень чистые. Готовят. Рожают детей. Все живут в большом бараке за городом, откуда не смогут лезть в мужские дела.
Я положил полную вилку мяса.
– Я уже видел такое, когда искал тебя. Мужчины спят в одном месте, женщины в другом.
– Тодд, – сказала Виола, не отрывая от меня взгляда, – они меня просто не слушали. Ни единого моего слова. Ничего, что я говорила про армию. Называли меня «малышкой» и только что по головке не гладили. – Она скрестила руки на груди. – И единственная причина, по которой они собираются говорить хотя бы с
– Уилф, – вырвалось у меня.
Она обежала меня глазами, читая Шум.
– А. Нет, его я здесь не видела.
– Так, погоди-ка. – Я проглотил еще немного красного напитка; такое впечатление, што у меня годами ни капли во рту не бывало. – Как мы оказались настолько впереди армии? Как так вышло, што я тут уже пять дней валяюсь, а нас еще не захватили?
– Мы провели в лодке полтора дня. – Она поковыряла ногтем што-то в столешнице.
– Полтора дня, – повторил я. – Получается, мы проплыли много миль.
– Очень много миль, – подтвердила она. – Я просто плыла по течению, даже не гребла. Слишком боялась останавливаться в тех местах, которые проплывала. Ты мне не поверишь, чего я насмотрелась… – Она отвлеклась, умолкла, качая головой.
– Голые люди и стеклянные дома? – осведомился я, вспомнив предостережения Джейн.
Она странно на меня посмотрела.