Поступь хаоса

Близко он не подходит, потому что болотные черепахи легко могут дать отпор собаке. Вот и эта преспокойно греется на солнышке, не принимая нас всерьез.

Я тяну руку за спину.

Я уже почти дотянулся, как вдруг между лопатками вспыхивает острая боль.

Я замираю. Проглатываю слюну.

(Спэк… боль… отчаяние…)

Смотрю в воду на свое отражение: волосы похожи на птичье гнездо, полголовы закрывает повязка – грязная, как старая овца.

Одна рука тянется за спину.

(Красная кровь… страх… страх… страх…)

Я перестаю тянуться.

И возвращаю руку на место.

Встаю.

– Идем, Манчи, – говорю я, не глядя на черепаху и даже не вслушиваясь в ее Шум.

Манчи принимается лаять, но я перехожу ручей, и мы идем дальше, дальше.

Выходит, я теперь и охотиться не могу.

К поселениям тоже не подойти.

В общем, если я не найду Виолу и Аарона как можно скорей, то помру с голоду… ну или сперва меня прикончит кашель.

– Отлично, – бормочу я себе под нос. Выхода нет: надо поторапливаться.

Слишком медленно идешь, Тодд. Шевели ногами, слабак!

Утро быстро сменяется полднем, а потом наступает разгар дня. Таблеток я больше не принимаю, мы идем и идем – без еды, без привалов, только вперед, вперед, вперед. Последнее время мы шагаем под гору – хоть на этом спасибо. След Аарона сдвигается ближе к дороге, но мне так плохо, что я не смотрю в ту сторону, даже когда слышу чей-нибудь далекий Шум.

Это ведь не его Шум, да и Виолиной тишины нигде не заметно – так что какая разница?

День снова переходит в ранний вечер, и на склоне очередного пологого холма я спотыкаюсь.

Ноги меня подводят, я не успеваю выставить перед собой руки и качусь вниз по склону, через кусты, все быстрей и быстрей. Пытаюсь за что-нибудь ухватиться, но мне не хватает скорости и сноровки, так что я просто лечу, лечу, лечу вниз, по листьям и траве, а на каком-то пригорке вдруг взлетаю в воздух и приземляюсь вверх тормашками, но не останавливаюсь, а кубарем качусь дальше, вопя от боли. Наконец я с глухим стуком влетаю в густые заросли ежевики у подножия холма.

– Тодд! Тодд! Тодд! – тявкает Манчи, скача за мной.

Я не могу ответить, я вынужден снова терпеть адскую боль, и усталость, и слизь в легких, и голод в животе, и царапины от ежевики… Будь у меня силы, я бы разревелся.

– Тодд? Тодд? – лает Манчи, бегая кругами и пытаясь найти лазейку в кустах.

– Дай мне минуту. – Я немного приподнимаюсь на руках и тут же падаю ничком.

Вставай, думаю я. Вставай, мерзкий слабак, ВСТАВАЙ!!!

– Голодный, Тодд, – говорит Манчи, имея в виду меня. – Кушать, кушать, Тодд.

Я опять поднимаюсь на руках, кашляя и сплевывая слизь. Наконец мне удается встать на колени.

– Кушать, Тодд.

– Да… Дай мне минутку, – шепчу я в опавшие листья, – всего одну минутку…

И меня снова проглатывает чернота.

Не знаю, сколько я валяюсь без сознания. Будит меня лай Манчи.

– Люди! – тявкает он. – Люди! Тодд, Тодд, Тодд! Люди!

Я открываю глаза:

– Что за люди?

– Сюда! – лает он. – Люди! Еда, Тодд! Еда!

Я часто и мелко дышу, без конца кашляя, мои руки и ноги весят триста миллионов фунтов, но все же я умудряюсь как-то выбраться из кустов. Поднимаю голову и осматриваюсь.

Я лежу в канаве возле дороги.

Впереди тянется и уже скрывается за поворотом вереница телег.

– На помощь… – силюсь крикнуть я, но получается почти беззвучный стон.

Вставай.

– На помощь, – снова говорю я самому себе.

Вставай.

Все кончено. Я больше не могу стоять. Я не могу идти. Все кончено.

Вставай.

Да нет же, все кончено.

Последняя телега скрывается за поворотом. Все кончено…сдавайся.

Я роняю голову на обочину, в щеки впивается гравий. Все мое тело сотрясает озноб, я перекатываюсь на бок и сворачиваюсь в клубок. Закрываю глаза. Все пропало, пропало, скорей бы уже меня съела чернота, ну, пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…

– Ты что ли, Бен?

Я открываю глаза.

Это Уилф.

28 Запах кореньев

– Ты чего, Бен? – спрашивает он, хватая меня под одну руку, чтобы я мог подняться.

Даже с его помощью я не могу устоять на ногах, голова болтается, и тогда Уилф хватает меня под вторую руку. Это тоже не помогает, так что он попросту взваливает меня на себя. Я вишу у него на плече и глазею на его пятки, пока он несет меня к телеге.

– Кто это, Уилф? – спрашивает женский голос.

– Беном звать. Видок у него неважный.

А потом Уилф усаживает меня в телегу. Она битком набита свертками, обитыми кожей сундуками, мебелью и большими корзинами, скарб вот-вот вывалится на дорогу.

– Слишком поздно, – говорю я. – Все кончено.

Женщина спрыгивает со своего места и подходит ко мне. Она крепко сбита, непослушные волосы торчат в разные стороны, а в уголках глаз и губ у нее глубокие морщины. Зато голос шустрый и проворный, как мышка.

– Что это кончено, пострел?

– Ее забрали. – Мои губы сами собой кривятся, к горлу подступают слезы. – Я ее потерял.

Прохладная рука трогает мой лоб – это так приятно, что я к ней прижимаюсь. Женщина отнимает руку и говорит Уилфу:

– Лихорадка.

– Ага.

– Примочку б ему сделать.

Женщина зачем-то уходит к канаве. Ничего не понимаю.