Поступь хаоса

– Я уже познал. Я убил спэка.

– Это совсем не то же самое, что убить человека, – говорит он, смеясь над моей глупостью. – Спэки – это черти, которыми нас испытывает Господь. Убить одного из них – все равно что убить черепаху. – Аарон таращит глаза. – Впрочем, ты не способен и на эту малость, так?

Я стискиваю рукоять ножа, сдавленно рычу, и мир опрокидывается.

Но я не роняю нож.

На лице Аарона клокочет кровавая слизь. До меня доходит, что он смеется.

– Ах, как же долго она умирала…

И я кричу от боли…

И замахиваюсь ножом…

И целюсь ему в сердце…

И он все еще улыбается…

И я втыкаю нож…

Втыкаю его в грудь Виолы.

– Нет!!! – кричу я.

Слишком поздно.

Она смотрит на клинок, потом на меня, из ее Шума хлещет та же боль и непонимание, что брызгали из спэка, которого я…

Которого я убил.

В глазах Виолы стоят слезы, она открывает рот и произносит:

– Убийца.

Я протягиваю к ней руки, но она исчезает во вспышке света.

А у меня в руке чистый нож.

Я падаю на колени, потом на живот и лежу на земле в сожженной дотла деревне, задыхаясь, кашляя, плача, рыдая… Мир вокруг тает, тает и уже кажется ненастоящим.

Я не смогу его убить.

Я хочу. Я очень этого хочу. Но не смогу.

Потому что я не такой и потому что тогда я потеряю Виолу.

Не могу. Не могу… не могу… не могу…

Я растворяюсь в сиянии и на какое-то время исчезаю совсем.

Меня будит Манчи, старый добрый Манчи: он лижет мое лицо, и в его Шуме и скулеже звучит одно слово, полное безграничной тревоги.

– Аарон, – тихо и испуганно повторяет он. – Аарон.

– Отстань, Манчи!

– Аарон, – снова скулит он, облизывая мое лицо.

– Да нет его тут! – говорю я, пытаясь сесть. – Мне просто…

Мне померещилось, но Манчи-то померещиться не могло.

– Где?! – Я вскакиваю, и все вокруг превращается в розово-оранжевый ураган. Представив, что ждет меня впереди, я содрогаюсь.

Вокруг целая сотня Ааронов. И столько же Виол – напуганных, ждущих помощи. И еще столько же спэков с ножом в груди. Все они говорят, и говорят одновременно: их голоса сливаются в оглушительный рев.

– Трус, – говорят они хором. – Трус. – Снова и снова.

Но какой же я прентисстаунец, если не могу игнорировать Шум?

– Где он, Манчи? – спрашиваю я, вставая и пытаясь не обращать внимания на беспрестанно движущийся мир.

– Сюда! – лает пес. – Вниз по реке!

Я бегу за ним по сгоревшей деревне.

Манчи ведет меня мимо бывшего здания церкви, на которое я стараюсь не смотреть, и взбегает на маленький утес. Ветер громко воет, пригибая деревья, – нет, вряд ли это на самом деле, мне опять мерещится, – и Манчи приходится лаять громче, чтобы я его услышал.

Сквозь деревья на маленьком утесе я вижу речной берег. Оттуда на меня смотрят тысяча испуганных Виол.

И тысяча спэков лежат с моим ножом в груди.

И тысяча Ааронов смотрят на меня и кричат: «Трус!», улыбаясь самой жуткой на свете улыбкой.

А дальше, в лагере вниз по течению, я вижу Аарона, который на меня не смотрит.

Он стоит на коленях и молится.

Перед ним на земле лежит Виола.

– Аарон! – лает Манчи.

– Аарон, – говорю я.

Трус!

30 Мальчик по имени Тодд

– Что нам теперь делать? – спрашивает мальчик, подползая вплотную ко мне.

Я вытаскиваю голову из воды, и холодные струйки сбегают по моей спине. Несколько минут назад я кое-как спустился с утеса, пробиваясь через толпы, хором обзывающие меня трусом, припал к берегу и засунул голову прямо в воду. Теперь меня трясет от холода, зато мир вокруг немного успокоился. Знаю, это ненадолго, лихорадка и заразная спэкская кровь скоро меня прикончат, но сейчас я должен соображать, и соображать хорошо.

– Как нам к ним подобраться? – спрашивает мальчик уже с другой стороны. – Он ведь услышит наш Шум.

От дрожи я опять начинаю кашлять, – да что там, я кашляю от чего угодно – и выплевываю целую горсть зеленой слизи, потом все-таки задерживаю дыхание и снова окунаю голову в воду.

Холодная вода похожа на тиски, но я не сдаюсь и головы не поднимаю. Мимо с ревом течет река, а у моих ног обеспокоенно прыгает Манчи. Под напором воды отклеивается и уплывает чудо-пластырь. А ведь и Манчи несколько дней назад избавился от своего пластыря в этой реке. Я забываюсь и начинаю смеяться прямо под водой.

Поднимаю голову, задыхаясь и кашляя еще сильней.

Открываю глаза. Мир светится, а на небе мерцают звезды, хотя солнце еще высоко, зато мир, по крайней мере, больше не двигается, и все лишние Аароны, Виолы и спэки исчезли.

– Как думаешь, мы справимся в одиночку? – спрашивает мальчик.

– У нас нет выбора, – говорю я себе.

И перевожу взгляд на мальчика.

На спине у него рюкзак, коричневая рубашка, как у меня, но на лице никаких шрамов и царапин. В одной руке книжка, в другой – нож. Я все еще трясусь от холода – на большее не хватает сил. Я стою, дрожу, кашляю и смотрю на мальчика.