Поступь хаоса

– Пошли, Манчи!

Я иду через выжженную деревню обратно к утесу.

Даже просто идти невыносимо трудно – такое чувство, что земля вот-вот выскочит из-под ног. Мое тело тяжелей горы и легче перышка, но я все-таки иду, иду, несмотря ни на что, и не выпускаю из виду утес. Наконец подхожу, делаю первый шаг, потом еще несколько, хватаюсь за ветки, чтобы удержаться, и вот я на вершине. Прислоняюсь к дереву и смотрю вниз.

– Это и впрямь он? – спрашивает мальчик.

Я смотрю вдаль, щурясь от яркого света.

Да, лагерь по-прежнему там, на берегу реки. Из сумки на плече я достаю бинокль и подношу к глазам, но меня так трясет, что ничего не разглядеть. Лагерь далеко, ветер скрадывает Шум Аарона, а вот Виолину тишину я чувствую очень хорошо.

Ошибки быть не может.

– Аарон, – говорит Манчи. – Виола.

Значит, это не бред. Сквозь собственную дрожь я все еще могу разглядеть, что Аарон стоит на коленях, а Виола лежит на земле перед ним.

Что же там происходит? Что он задумал?!

Я столько шел, падал, кашлял, умирал, и вот передо мной они, слава богу, это они!

Я еще не опоздал. По тому, как спирает грудь и горло, я понимаю: все это время я думал, что опоздал.

Но нет.

Я снова сгибаюсь и (заткнись!) плачу, плачу, я плачу, но мне надо успокоиться, потому что я должен все продумать, я должен продумать, только я могу ей помочь, я должен найти способ, я должен ее спасти…

– Ну что будем делать? – снова спрашивает мальчик, стоя чуть в стороне, по-прежнему с книжкой и ножом в руках.

Я закрываю ладонями глаза и с силой тру, пытаясь мыслить здраво, пытаясь сосредоточиться и не слушать…

– Вдруг это жертвоприношение? – спрашивает мальчик.

Я поднимаю голову:

– Какое еще жертвоприношение?

– Ну которое ты видел в его Шуме. Жертвоприношение для…

– С какой стати Аарон приносит жертву здесь? Он проделал такой огромный путь, чтобы остановиться посреди какого-то дурацкого леса?

Лицо мальчика не меняется.

– А вдруг ему пришлось… Потому что она умирает.

Я делаю шаг вперед и чуть не теряю равновесие.

– Умирает от чего?! – В голове все свербит и кружится.

– От страха, – отвечает мальчик, пятясь. – От разочарования.

Я отворачиваюсь:

– Больше я тебя не слушаю!

– Слушаешь, Тодд? – лает Манчи. – Виола, Тодд! Сюда!

Я снова прислоняюсь к дереву. Мне надо подумать. Подумать, черт побери!

– Нам нельзя приближаться, – говорю я. – Он услышит мой Шум.

– И сразу ее убьет, – добавляет мальчик.

– Я не с тобой разговариваю! – Голова опять начинает кружиться, и я кашляю еще сильней. – А со своим псом, – наконец выдавливаю я.

– Манчи, – говорит Манчи, облизывая мою руку.

– И я не могу его убить, – добавляю я.

– Ты не можешь его убить, – повторяет мальчик.

– Даже если хочу.

– Даже если он заслуживает смерти.

– Значит, надо найти какой-то другой выход.

– Если она не перепугается еще больше, когда увидит тебя.

Я снова смотрю на мальчика. Он никуда не делся, так и держит в руках нож и книжку, а за плечами так и висит рюкзак.

– Уходи, – говорю я. – Уходи и никогда не возвращайся.

– Возможно, ты уже не успеешь ее спасти.

– От тебя никакой пользы! – повышаю я голос.

– Но я ведь убийца, – говорит он, и на его ноже блестит кровь.

Я зажмуриваюсь и стискиваю зубы.

– Оставайся здесь, – цежу я сквозь зубы. – Оставайся здесь.

– Манчи? – удивленно спрашивает пес.

Я открываю глаза. Мальчика нигде нет.

– Нет, не ты, Манчи. – Я глажу его за ухом. – Не ты.

И я начинаю соображать. Среди туч, ураганов, сияния, звезд, боли, гула, дрожи и кашля я начинаю думать.

Думать!

Я чешу за ухом своего пса, своего глупого клятого расчудесного пса, которого я не хотел, но который всегда был рядом и шел за мной по болоту, а потом укусил Аарона, когда тот пытался меня задушить, и нашел Виолу, когда та потерялась, и который сейчас лижет мою руку розовым языком, и его больной глаз до сих пор зажмурен после встречи с Прентиссом-младшим, а хвост на две трети короче после схватки с Мэтью Лайлом, когда мой храбрый пес – мой пес – напал на человека с мачете, чтобы меня спасти, он, который в очередной раз вытаскивает меня из черноты и всякий раз напоминает, кто я, стоит мне позабыть.

– Тодд, – бормочет он, тычась мордой мне в руку и топая задней лапой по земле.

– Есть идея, – говорю я.

– А если не получится? – спрашивает мальчик откуда-то из-за деревьев.

Не обращая на него внимания, я вновь подношу к глазам бинокль и нахожу лагерь Аарона. Прямо перед лагерем, ближе к нам, стоит сухое раздвоенное дерево, похоже, что в него давным-давно ударила молния.

То, что нужно.

Я откладываю бинокль и обеими руками беру Манчи за голову.

– Мы должны ее спасти, – говорю я. – Мы оба.

– Спасти, Тодд! – лает Манчи, виляя обрубком хвоста.