– Какие-то путешественники?
– Может, другая дорога. По которой мы не пошли.
Минуту или две мы наблюдаем за пыльным следом, медленно двигающимся в сторону Хейвена. Странно наблюдать за ним и не слышать никаких звуков.
– Знать бы, где сейчас армия, – говорю я. – Насколько, интересно, мы оторвались?
– Может, в Карбонел-даунс прентисстаунцам дали хороший бой. – Виола смотрит в бинокль туда, откуда мы пришли, но дорога слишком извилиста, а мы стоим слишком низко. Куда ни кинь взгляд, везде сплошные деревья. Деревья, небо и пыльный след, беззвучно ползущий по склону далекого холма.
– Надо поторапливаться, – говорю я. – Что-то мне не по себе.
– Идем, – тихо соглашается Виола.
И мы снова выходим на дорогу.
Снова в бега.
Еды у нас нет, так что завтраком служат непонятные желтые фрукты, которые Виола заметила на одном дереве – якобы она ела точно такие же в Карбонел-даунс. Их же мы едим на обед – все лучше, чем ничего.
Я снова вспоминаю про нож.
Будь у нас время, смог бы я охотиться?
Но времени нет.
Мы бежим все утро и весь день. Пустой мир вокруг по-прежнему наводит жуть. В нем только мы с Виолой, бегущие по дну долины: никаких деревень вокруг, никаких караванов или телег, никаких звуков, которые могли бы пробиться сквозь рев реки, с каждым километром становящийся все громче и громче. Я даже свой Шум с трудом разбираю, и нам с Виолой приходится чуть ли не кричать, чтобы расслышать друг друга.
Но мы слишком голодны, чтобы говорить. И слишком устали. И слишком долго бежим.
Я ловлю себя на том, что наблюдаю за Виолой.
Пыльный след на далеком холме тоже не останавливается и в конце концов исчезает вдали. Я наблюдаю, как Виола то и дело смотрит на него, как морщится от боли в ногах, как растирает их на привалах и как пьет воду из бутылки.
Увидев ее по-настоящему, я больше не могу не видеть.
Наконец она это замечает:
– Ты чего?
– Ничего. – Я отвожу взгляд, потому что сам не знаю ответа.
Вскоре долина перестает быть такой ровной, и по обеим сторонам от нас поднимаются холмы, а дорога и река выпрямляются: теперь видно, что происходит сзади. Ни армии, ни отдельных разведчиков пока нет. Тишина наводит на меня почти такой же страх, как постоянный Шум.
Смеркается. Солнце начинает закатываться в долину нам за спину, согревая последними лучами армию и то, что осталось от Нового света после сражения.
Виола бежит впереди меня.
Я смотрю, как она бежит.
Сразу после наступления темноты мы наконец-то подходим к очередному поселению – здесь тоже есть доки и тоже безлюдно. В общей сложности деревенька состоит из пяти домов, выстроившихся вдоль дороги. У одного из них на первом этаже что-то вроде сельского магазина.
– Погоди. – Виола резко останавливается.
– Ужин? – затаив дыхание, спрашиваю я.
Она кивает.
Шести пинков хватает, чтобы распахнуть входную дверь в магазин, и хотя в деревне нет ни одной живой души, я все равно воровато оглядываюсь по сторонам, готовясь получить по шее. Внутри почти ничего нет, одни консервы, но мы умудряемся найти черствый хлеб, какие-то фрукты с бочка ми и несколько полосок вяленого мяса.
– Продукты почти свежие, – говорит Виола с полным ртом. – Люди уехали отсюда вчера или позавчера.
– Слухи об армии – сильная штука, – отвечаю я, толком даже не жуя с голодухи.
Мы набиваем животы, а потом я запихиваю остатки еды в Виолину сумку, которая теперь висит на моем плече. Тут мне попадается на глаза книжка. Она все еще там, все еще завернута в пакет и прорезана посередине.
Я сую руку в пакет и глажу пальцами обложку, мягкую на ощупь и до сих пор немного пахнущую кожей.
Дневник. Дневник моей мамы. Он проделал с нами весь этот долгий путь. Пострадал от ножа, но выжил. Прямо как мы.
Я поднимаю взгляд на Виолу.
Она снова замечает мой взгляд:
– Ничего. – Я убираю книжку обратно в сумку. – Пошли.
Мы опять на дороге, опять спускаемся по реке к Хейвену.
– Между прочим, это наша последняя ночь, – говорит Виола. – Если доктор Сноу не ошибся, завтра будем в Хейвене.
– Ага, – киваю я. – И мир изменится.
– Опять.
– Опять.
Мы делаем еще несколько шагов.
– Ну как, надежда просыпается? – с любопытством спрашивает Виола.
– Нет, – отвечаю я, заглушая Шум. – А у тебя?
Она вскидывает брови, но качает головой:
– Нет, что ты…
– Но мы все равно пойдем.
– Конечно. Хоть в огонь, хоть в воду.
– Боюсь, нас ждет и то и другое, – говорю я.
Солнце окончательно садится, восходят луны – гораздо тоньше, чем вчера. Небо по-прежнему ясное, звездное, мир вокруг по-прежнему тих, если не считать рева воды, который упорно становится все громче.
Наступает полночь.
Пятнадцать дней.
Пятнадцать дней до…
До чего?
Мы идем всю ночь, мимо медленно плывут звезды, а слова постепенно утихают, когда усталость вновь берет свое. Незадолго до рассвета мы натыкаемся на две перевернутые телеги, по дороге рассыпана пшеница, а на обочине валяется несколько пустых корзин.
– Они так торопились, что даже не стали собирать зерно, – замечает Виола.
– Что ж, можно тут и позавтракать, – говорю я, переворачиваю одну корзину вверх дном и сажусь на нее лицом к реке.