Поступь хаоса

– Мы тоже до последнего не верили, на что способны люди мэра. По крайней мере, я не верил. Надо было поднимать ферму, и я думал, что весь этот гвалт – пустые слухи и параноидальные высказывания – скоро утихнет и что твоя мама тоже немного спятила, раз верит в такую чушь. Я думал так до последнего. – Бен хмурится. – Я оказался дураком и слепцом по собственной воле. – Он отводит глаза.

Тут я вспоминаю, как он пытался утешить меня после убийства спэка.

«Мы все совершаем ошибки, Тодд. Все».

– А потом стало поздно, – продолжает Бен. – Дело было сделано, и слухи о Прентисстауне понеслись по миру, как лесной пожар. Распространяли их те, кому удалось бежать. Всех мужчин Прентисстауна объявили преступниками. Бежать стало некуда.

Руки Виолы по-прежнему скрещены на груди.

– Почему же за вами никто не пришел? – возмущенно кричит она. – Почему Новый свет не вмешался?

– А что бы жители Нового Света сделали? – устало спрашивает Бен. – Развязали бы очередную войну, только на сей раз между вооруженными людьми? Бросили бы нас в тюрьму? Нет, они просто издали закон: любой мужчина, который покинет пределы прентисстаунского болота, должен быть немедленно казнен. И поставили нас в известность.

– Они должны были… – Виола всплескивает руками. – Не знаю, ну хоть что-нибудь предпринять!

– Если чужая беда не касается тебя напрямую, – говорит Бен, – проще о ней не думать. Между нами и Новым светом раскинулось болото. Мэр известил остальные поселения, что отныне мы – город-изгой. Обреченный на медленную смерть, разумеется. Мы согласились никогда не покидать Прентисстаун, в противном случае нас догонят и убьют.

– Неужели никто не пытался? – спрашивает Виола. – Никто не пробовал сбежать?

– Пытались, конечно, – многозначительно отвечает Бен. – В наших краях люди нередко пропадали без вести.

– Но если вы с Киллианом были не виноваты… – начинаю я.

– Мы были виноваты, – решительно и горько отвечает Бен. – Еще как.

– То есть?! – Я вскидываю голову. Тошнота все не отступает. – Что значит «виноваты»?

– Вы позволили этому случиться, – отвечает Виола за Бена. – Вы не умерли вместе с остальными, кто пытался защитить женщин.

– Да, мы не стали сражаться и не умерли. – Бен качает головой. – Значит, мы виноваты.

– Почему же вы не сражались? – спрашиваю я.

– Киллиан хотел, – быстро отвечает Бен. – Ты должен это знать: он хотел сражаться, он готов был умереть, лишь бы остановить мэра!.. Но я ему не позволил.

– Почему? – недоумеваю я.

– Понимаю, – шепчет Виола.

Я в растерянности смотрю на нее:

– Что понимаешь?

Она глядит на Бена, не отрываясь:

– Они могли погибнуть за свои идеалы и бросить тебя умирать либо стать пособниками мэра и дать тебе нормальную семью.

Слово «пособники» я слышу первый раз в жизни, но догадаться, что оно значит, нетрудно.

Они сделали это ради меня. Весь этот ужас из-за меня.

Бен и Киллиан. Киллиан и Бен.

Они пошли на преступление, чтобы я выжил.

Не знаю, что мне думать и чувствовать.

Почему же так сложно сделать правильный выбор?

Поступать правильно должно быть легко. А на деле выходит наоборот – как всегда.

– Словом, мы стали ждать, – продолжает Бен. – И жить в городе-тюрьме, полном самого гнусного Шума на свете: раньше ведь Шум был гораздо лучше – до того, как мужчины начали отрицать собственное прошлое, а мэр стал морочить им головы своими грандиозными планами. Мы ждали дня, когда ты повзрослеешь и сможешь убежать, ничего не зная о страшном прошлом Прентисстауна. – Бен трет рукой голову. – Но ждал и мэр.

– Когда я повзрослею?

– Когда последний мальчик Прентисстауна станет мужчиной, – кивает Бен. – Мальчикам, ставшим мужчинами, рассказывали всю правду. Точнее, особую версию правды. И тогда они тоже становились пособниками.

Я вспоминаю его Шум на ферме – о моем дне рождении и взрослении.

О том, что такое пособничество и как оно передается.

Как оно ждет своего часа, чтобы перейти ко мне.

И о мужчинах, которые…

Я выбрасываю это из головы:

– Чушь какая!

– Ты был последним, – говорит Бен. – Если бы мэр смог внушить свои идеи каждому прентисстаунскому мальчику, он бы стал Богом, так? Как Создатель, он имел бы над нами полную власть.

– Если падет один… – говорю я.

– Падут все, – заканчивает за меня Бен. – Вот почему ты так ему нужен. Ты – символ его всевластия. Последний невинный мальчик Прентисстауна. Если падешь и ты, его армия будет готова.

– А если нет? – спрашиваю я, раздумывая, не пал ли я уже.

– Если нет, он тебя убьет, – отвечает Бен.

– Выходит, мэр Прентисс такой же безумец, как Аарон, – говорит Виола.

– Не совсем. Аарон просто сумасшедший, а мэр знает, как использовать безумие для достижения своей цели.

– Это какой же? – спрашивает Виола.

– Власти над миром, конечно, – спокойно отвечает Бен. – Ему нужен весь Новый свет.

Я открываю рот, чтобы спросить еще о чем-нибудь, чего знать не хочу, но тут – кто бы мог подумать? – мы все слышим знакомые звуки.