Поступь хаоса

Тук-дук, тук-дук, тук-дук. Беспощадный и неотвратимый топот копыт – как шутка, над которой никто и никогда не станет смеяться.

– Не может быть… – выдыхает Виола.

Бен уже вскочил на ноги и прислушивается.

– Похоже, всадник всего один, – сообщает он.

Мы дружно смотрим на дорогу, немного поблескивающую в лунном свете.

– Бинокль! – кричит Виола прямо мне в ухо.

Я без слов достаю его из сумки, включаю ночное видение и смотрю на дорогу в направлении звука, звенящего в ночном воздухе.

Тук-дук, тук-дук.

Я смотрю все дальше, дальше…

И наконец вижу.

Вот он.

Ну конечно, это он, кто же еще?

Прентисс-младший, целый и невредимый.

– Черт! – слышу я голос Виолы, прочитавшей мой Шум. Передаю ей бинокль.

– Дейви Прентисс?! – восклицает Бен, тоже прочтя мои мысли.

– Единственный и неповторимый. – Я кладу бутылки с водой обратно в сумку. – Бежим отсюда.

Виола передает бинокль Бену, и тот тоже смотрит на дорогу, потом отводит бинокль и быстро окидывает его взглядом:

– Хитрая штука!

– Нам пора бежать, – говорит Виола. – Как обычно.

Бен поворачивается к нам, все еще держа в руке бинокль. Он переводит взгляд с меня на Виолу и обратно, и я уже вижу, что крутится у него в голове…

– Бен… – начинаю я.

– Нет, – обрывает меня он. – Здесь мы должны расстаться.

– Бен…

– Уж с клятым Дейви Прентиссом я как-нибудь справлюсь, не переживай.

– Он вооружен – говорю я. – А ты нет.

Бен подходит ко мне:

– Тодд…

– Нет, Бен! – уже громче говорю я. – Даже слушать ничего не хочу!

Он смотрит мне в глаза – я замечаю, что для этого ему больше не надо нагибаться.

– Тодд, – начинает он заново, – я должен искупить грех, который взял на душу ради твоей безопасности.

– Не бросай меня, Бен! – кричу я, в голосе уже слышатся слезы (заткнись!). – Никогда больше меня не бросай!

Он качает головой:

– Я не могу пойти с вами в Хейвен. Ты это знаешь. Я враг.

– Мы объясним людям, что случилось.

Но он все качает и качает головой.

– Всадник уже близко, – говорит Виола.

Тук-дук, тук-дук, тук-дук.

– Единственное, что делает меня мужчиной, – говорит Бен твердым, как камень, голосом, – это ты, который становишься мужчиной.

– Я еще не мужчина, Бен! – говорю я, чуть не захлебываясь (заткнись!). – Я даже не знаю, сколько дней осталось до моего дня рождения…

Тут Бен улыбается, и эта улыбка говорит мне, что спорить бессмысленно.

– Шестнадцать, – отвечает он. – Шестнадцать дней осталось. – Он приподнимает мой подбородок. – Но ты уже давно стал мужчиной. И никому не позволяй говорить, что это не так.

– Бен…

– Ступай, – говорит он, отдает Виоле бинокль и крепко меня обнимает. – Ни один отец так не гордился своим сыном, – шепчет он мне на ухо.

– Нет! – хнычу я. – Так нечестно!

– Да, нечестно. – Бен отстраняется. – Но в конце дороги тебя ждет надежда. Никогда об этом не забывай.

– Не уходи!..

– Я должен. Опасность уже рядом.

– Все ближе и ближе, – добавляет Виола, глядя в бинокль.

Тук-дук, тук-дук, тук-дук.

– Я его задержу. Бегите, пока не поздно! – Бен смотрит на Виолу: – Дай мне слово, что и дальше будешь помогать Тодду.

– Даю слово, – отвечает она.

– Бен, прошу тебя… – ною я. – Ну пожалуйста…

Он в последний раз хватает меня за плечо:

– Помни о надежде.

Больше он ничего не говорит, разворачивается и бежит с холма на дорогу. Внизу он оглядывается и видит, что мы никуда не ушли.

– Чего вы ждете?! – кричит он. – Бегите!

37 В чем смысл?

Я не стану говорить, что я чувствую, когда мы сбегаем по другому склону холма и уходим от Бена – теперь уж точно навсегда, потому что разве можно после такого жить?

Жизнь превращается в бег, и если мы перестанем бежать, наверное, это будет означать конец жизни.

– Давай, Тодд! – окликает меня Виола, оглядываясь через плечо. – Быстрее!

Я молчу.

И бегу.

Мы спускаемся с холма и снова оказываемся на речном берегу. Опять. Дорога с другой стороны от нас. Опять.

Все время одно и то же.

Река ревет громче обычного, с силой неся вперед свои мощные воды, но кому какое дело? Какая разница?

Жизнь несправедлива.

Вообще.

Она бессмысленна, глупа и полна боли, страданий и людей, которые хотят сделать тебе плохо. Все, что ты полюбишь, обязательно отнимут, сломают или разрушат, а ты останешься один-одинешенек и будешь только сражаться и бежать, бежать, чтобы выжить.

Нет в этой клятой жизни ничего хорошего. И не будет никогда.

Так в чем смысл?

– А смысл вот в чем! – кричит Виола, резко останавливаясь на полном ходу, и с размаха бьет меня по плечу. – Он ради тебя жизнью рискует, и если ты просто СДАШЬСЯ, – последнее слово она выкрикивает очень громко, – его жертва будет напрасной!!!

– Ай! – Я потираю ушибленное плечо. – Но зачем он собой жертвует? Почему я снова должен его терять?

Виола подходит ближе.

– Думаешь, ты один тут потерял близких? – злобно шепчет она. – Забыл, что и у меня родители умерли?

Она права.

Я забыл.

Молчу.