Читаем Постышев полностью

Удивленными взглядами провожают школьного сторожа и командира отряда жители Шаманки и партизаны.

Лесная поляна. Шатром над ней ветви вековых кедров.

Партизанский отряд расположился биваком.

Из глубины леса выходят Шевчук с Постышевым.

Люди, сидящие у таганов, смотрят на Постышева, не скрывая удивления, — в отряде знают друг друга. Откуда, зачем появился этот новый.

Шевчук чувствует на себе взгляды людей, жестом приглашает Постышева присесть к одному из таганов, говорит партизану, наблюдающему за котлом:

— Уха готова, Вараксин? Угощай нашего комиссара. Зовут его Павел Петрович. Партийный комитет прислал.

Наклонясь к Шевчуку, кто-то из партизан шепчет:

— Это же школьный сторож из Шаманки?

— Знаю, что сторож, — многозначительно говорит Шевчук. — В тайге немало добрых сторожей… Кончим войну, все ясно станет.

Интендантский склад на берегу Амура. В канцелярии склада капитан с младшими офицерами заканчивает завтрак.

Капитан о чем-то увлеченно рассказывает.

Стремительно распахивается дверь, обитая клеенкой. В комнату врываются густые клубы пара.

Капитан что-то выкрикивает и вдруг, побледнев, поднимается, бросается к окну, нажимая на него плечом.

И застывает.

За окном стоят с наведенными в комнату винтовками партизаны.

— Сдать оружие, — приказывает Шевчук, входя в канцелярию. — Ключи от складов — на стол.

— Я не имею права без…

Капитан не доканчивает фразу. Кто-то из партизан сбивает его с ног и кричит младшим офицерам:

— А ну, доставай ключи у начальника! Показывай, где оружие!

Большое таежное село Восторговка. На подъездах к селу, в лесу осматривают всех проезжающих. И не узнать, что здесь происходит подпольный съезд Тунгусской волости.

Самая большая изба в Восторговке забита приезжими, людям нельзя повернуться. За председательским столом — школьный сторож из Шаманки: Постышев.

Крестьяне Тунгусской волости вслушиваются в речь незнакомца, только недавно появившегося в их местах. Постышев рассказывает, как Красная Армия громит колчаковские войска, на школьной карте прочерчивает путь красных войск. А закончив речь, кладет руку на плечо Шевчука, спрашивает:

— Его бойцам помогать будете?

— Поможем своим.

— Сыновья наши у него, — раздается из разных углов избы.

— Хлеб нужно выпекать, сапоги тачать, шубы шить, — продолжает Постышев. — Голодные и голые не воюют. Голосуем, кто за помощь партизанам?

Как одна, поднимаются руки.

В тайге валят лес. Чинят бревна. Плотники ставят большой барак. На бревне уселся рядом со стариком плотником, точащим на камне-дикаре топор, Постышев. Он чертит углем на стесанном камне какой-то план.

Неподалеку Шевчук. Он стоит перед партизанами, держит в руках «лимонку», показывает строю, как снимать кольцо, швырять гранату.

Чадно горят в бараке лампы без стекол. Заиндевели окна. Возле каменки стоят, грея спины, старики партизаны. На лавках вдоль стен сидят парни с листами бумаги на сосновых плахах, старательно пишут под диктовку Постышева.

— «Нужно повернуть оружие против Калмыкова и других наемных убийц», — диктует Постышев.

— Павел Петрович, — разражаясь звонким смехом, говорит курчавый партизан, почти подросток, — а Савчук к твоему слову свое приписал. Пишет не «против Калмыкова», а «против чертова выродка Калмыкова».

— Эта приписка не помешает, — улыбается Постышев. — Чем острее, тем доходчивее.

Партизаны пишут под диктовку комиссара листовки, агитки.

Стоят перед бараком пленные-калмыковцы, стоят, понурив голову, со смертной тоской в глазах.

— Чего привел? — кричит старик партизан одному из конвоиров. — Кокнули бы их, христоубивцев, в тайге. Небось они с нашим братом не возятся.

Из барака выходит Шевчук вместе с Постышевым.

— Вот, товарищ комиссар скажет, — продолжает старик, — стоило этих хунхузов по тайге водить. Как по-твоему, Павел Петров?

— По-нашему, — Постышев смотрит на Шевчука, — нужно отпустить.

— Отпустить? — раздается несколько возгласов. — Что же убивателей щадить? Они тебя не отпустят, ежели сгребут.

— Мы с командиром посоветовались и решили, что нужно отпустить этих калмыковцев, пусть другим расскажут, что за люди партизаны, с кем они воюют, какую правду отстаивают. Пусть себя казнят за то, что пошли против людей труда.

Поздняя ночь. Все уснули в бараке. Только за столом сидят Шевчук, Постышев, рабочий-железнодорожник Кочнев, командир 2-го Тунгусского отряда.

Перед ними нарисованная от руки топографическая карта местности. Сидят командиры, задумались.

— Нужно не выжидать — разгромить базу, — говорит Постышев и пунктиром набрасывает на план маршруты и движения отрядов Шевчука и Кочнева.

Постышев сидит в комнате школы в Шаманке.

Постышев сидит не раздеваясь, он выкроил несколько минут, пришел из отряда навестить семью.

Стремительно распахивается дверь, молодой, обросший до глаз боец без шапки вбегает в комнату:

— Ура! Наши победили! Колчак разбит! Японцы объявили нейтралитет. Отряды из тайги выходят.

Выходят из тайги партизанские отряды. Без опаски идут по морозному лесу.

Радостные встречи, веселые привалы, сытые обеды в родных селениях.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное