Постышев

Поздравляю с великим пролетарским праздником Первого Мая. Надо Вам сказать, что этот праздник я встречал в дороге, трое нас ходило на колесную дорогу, которая проводится верстах в 30-ти от нашего села. Пройдя верст 15, дорога идет к тому участку, где работа, тайгой. Мы ходили узнать, нет ли там для нас работы, но пока там еще работы не начались, и мы пойдем еще туда же завтра, Так вот где мы провели наш рабочий праздник, первый праздник на свободе после тюрьмы провожу не под штыками и пулями. Оркестр нам заменяла тайга. Шум гигантов-деревьев — как будто бы победный гимн миллионов армии пролетариата. Эта дикая, но величественная музыка проникала в самую глубь нашего сердца. Мы стояли и слушали эту могучую победную песню. Аккорды этой песни менялись, до наших ушей долетал то пронзительный вопль, полный злобы и мщения, то как будто бы тяжкий вздох огромной, огромной армии. Это тайга на одну минуту прекратила свою песню. А какая была красивая в то время тайга, деревья то плавно покачивались из стороны в сторону, то, как будто чего испугавшись, бросались то в ту, то в другую сторону. То опять успокаивались. Чудная была у нас там Маевка. Сколько хочешь выкидывай красных флагов и произноси речей: никто не запретит.

Я Ваше письмо, дорогая Л. М., получил 4 мая. Тысячу благодарностей я шлю Вам за него. Как я рад, что слышу от Вас хотя изредка весточку. В тот день мы ходили собирать цветы, и я для Вас собрал большой букет… Посылаю Вам из него два цветка.

Пока, будьте здоровы. Посылаю Вам на память свои стихи…

Ваш друг Павлик

7 мая. Усть-Уда. 1913 год

Дорогая Любовь Матв.

Еще раз извиняюсь перед Вами за свое молчание. Помните, я писал Вам, что поступаю матросом на пароход. Вот эта-то служба и мешала мне вести с Вами регулярную переписку. Большую часть времени приходилось проводить в тайге, где-нибудь в захолустье: бросят нас грузить дрова на баржу, и там нередко мы жили по целому месяцу.

Работа слишком тяжелая, встаешь вместе с рассветом и работаешь до поздней ночи, а когда кончишь, то несколько часов приходится потратить на приготовление ужина, а когда съешь ужин, то усталость начинает требовать свое. Это одна из причин моего молчания, но не самая важная. Главное то, что я за все время службы слишком скверно чувствую себя. Сколько раз я садился за письмо в самую тяжелую минуту грусти, чтобы поделиться с Вами своим одиночеством, но ни одного письма я не мог отправить Вам…

Дорогая моя, моя хорошая, добрая Л. Матв. Как бы я хотел учиться и учиться, особенно когда я чувствую себя слишком малограмотным.

Книги, и учебники, и люди, которые помогли бы мне побороть премудрость света и знаний, все к моим услугам. Но злая, неизбежная судьба пролетария нигде не дает покоя. Вечная погоня за несчастным куском хлеба поглощает все мое время, и все напрасно. Когда душа просит света, кричит и рвется из объятий непроницаемой тьмы, тело подавляет крик душевный стоном о хлебе.

Я после расчета на пароходе пошел к тюремному инспектору в надежде получить от него разрешение временно проживать в городе Иркутске: вот, думал я, устроюсь на каком-нибудь местечке и все свободное время посвящу самообразованию, но увы. И эта мечта, подобно мечте покинуть Сибирь, обратилась в прах. Инспектор велел мне отправиться туда, где мне показано проживать. И пошел я в Усть-Уду и пришел с отмороженным носом. Как Вам это нравится?..

Ваш Павлик

1913 г. 15 декабря

Из записок Барвинца

1929 год, 14 апреля

Сегодня Влас Яковлевич Чубарь делал доклад о пятилетке. Трудно представить себе размах строительства. Пятьсот восемнадцать предприятий. Хочется быстрее прожить пять лет, чтобы увидеть, каким будет Новокраматорский завод. Я не представляю завод, который будет выпускать ежегодно оборудование для одного-двух металлургических заводов.

На сколько километров протянутся цехи тракторостроительного завода, с конвейеров которого ежедневно будут сходить сто пятьдесят тракторов? «Азовсталь», запроектированный на берегу моря, вблизи Мариуполя, оказывается, займет территорию сегодняшнего Харькова. Алюминиевый завод вблизи Днепровской электростанции будет соревноваться потоками голубого металла с потоками доброй степной реки.

Когда Чубарь говорил о средствах, зал застыл от удивления. Оказывается, Украина уже продает макароны Италии, молотилки — Турции, кирпич — Польше, кости для жировой промышленности отправляет во Францию, пшеницей снабжает Германию.

Вспоминаешь, как на любом активе в области и в районе Постышев интересовался сбором тряпья, костей, выделкой кустарных изделий и доказывал, что это «золото», за которое мы приобретем машины и станки для нашей индустрии.

Чубарь показал, как они уже идут в Харьков, Мариуполь, Краматорку, Одессу, Днепропетровск — для новых гигантов.