Читаем Постышев полностью

Постышев настоял на смене руководителей общественных организаций стройки — людей, регистрирующих факты, вместо них направили организаторов соревнования и воспитателей. Постышев предложил усилить строительную газету. Она называлась символически— «Темп», но была вялой, плохо организовывала людей стройки, мало способствовала темпам ее. Постышев составил список массовых брошюр по популяризации стройки — их должны были написать ученые, писатели, журналисты.

И, вынося все эти предложения на Политбюро, Постышев назвал точный срок исполнения — месяц.

Приход кадровых рабочих, комсомольцев, смена руководства профсоюзами на стройке сразу изменили многое. Но не хватало пяти тысяч рабочих. Пролетариат Харькова по призыву Постышева взял Тракто-рострой на общественный буксир.

— Точные сроки, — советовал Постышев, — точная ответственность буксиров за участки, контроль за использованием людей на стройке, они приносят свои вклады, время, опыт, силу. Поручите самим рабочим контроль, и они почувствуют себя хозяевами положения, они будут ревностно отвечать за все.

Из записок Барвинца

1930 год, май

За короткий срок социалистическое соревнование стало массовым Уже соревнуются не только бригады, но и один завод с другим, уже многие харьковские предприятия заключили договоры на выполнение пятилетки в четыре года с предприятиями Москвы, Ленинграда, Донбасса, Приднепровья.

В редакции газеты «Темп» молодые прозаики и поэты Микола Нагнибеда рассказывает, что почти ежедневно на площадку приезжает кто-нибудь из членов Политбюро Центрального Комитета Украины, Влас Яковлевич Чубарь — председатель комитета содействия Тракторострою. По утрам его путь в Совнарком теперь лежит через Тракторострой Постышев приезжает вечером, посещает бараки строительных рабочих, столовые.

В городе на улицах появились плакаты и лозунги с фамилиями лучших бетонщиков, каменщиков и землекопов Это после того, как Постышев потребовал от партийных организаций, что бы ни один трудовой подвиг не оставался без гласности.

Был два дня в Лозовой. В районе закончили сев. Старики говорят, что виды на урожай хорошие. В колхозах уже закрепилось постоянное число людей. Теперь не бегут из колхоза. Но и принимают в них не как раньше, валом, а внимательно изучая каждого, кто подает заявление.

Приходят последние дни нашему «Дому коммуны». За последние месяцы новых жильцов не поселяли. Многие разъехались на стройки, часть жильцов перебралась в Лосево и на Турбострой. Я в мае получу место в общежитии газеты «Коммунист». Жаль, что ликвидируется «клуб спорщиков». Агид после того, как его заявление об оппортунистах и замалчивании критики в Харьковском обкоме получило достойную оценку на пленуме горкома, куда-то тихо исчез. Постышев доложил пленуму о том, что были заявления Агида и других, контрольная комиссия разобралась и сочла их несостоятельными. Думали, что он потребует привлечь Агида и его друзей к ответственности. Но Постышев, как говорят, просто предложил побеседовать с ними и поручить такую работу, на которой они могли бы быть полезны.

Мы сидели в редакции газеты «Темп». Во время перерыва зашел Постышев с двумя товарищами. Одного мы хорошо знаем: это член партии с 1918 года Мельников. Он прораб на одном из крупнейших участков. А другой — молодой паренек.

— Вот этого героя знаете? — спросил Постышев. Редактор не знал, что ответить. — Ну, тогда чувствую, что о нем не слыхали. Это Марусин. Он поставил новый рекорд. О нем нужно написать. А если есть поэты, то и песню о нем было бы неплохо сложить.

Поэты как раз пришли в редакцию — Вадим Собко, Микола Нагнибеда.

— Значит, для поэтического пленума, — улыбнулся Постышев, — не хватает Сергея Борзенко. У вас тут целый цех поэтов. Хорошие стихи Борзенко напечатал в «Харьковском пролетарии».

Мы невольно переглянулись: знает начинающих поэтов Тракторостроя?

— Пусть пишут о Марусине, о Мельникове, о всех мастерах своего дела, — уходя, посоветовал Постышев, — а пока просто запишите их рассказы, да так, чтобы каждому каменщику, бетонщику было понятно, почему они хорошо работают, как организуют свою работу. И живее газету делайте, ребята. Вечером в бараках людям читать нечего.

Утвержден проект памятника Тарасу Григорьевичу Шевченко. Недавно была закладка здания новой оперы в Краснозаводском районе. В этом же районе работает первый в республике рабочий театр. В музеях идет переоборудование, создаются новые экспозиции, в частности по истории Харькова. Начал работать коллектив по созданию истории Харьковского паровозостроительного завода. Жаль, уехал Опришко. Мы вспомнили о нем с Обушным. Лука Каленникович говорит, что написал Опришко письмо: «Приезжай, посмотри, как в Харькове идет украинизация — на каждой улице для нее фундамент заложен».

Началось соревнование навстречу XI съезду Компартии Украины и XVI Всесоюзному съезду Коммунистической партии.

На предприятиях выступают с докладами члены Центрального Комитета партии и наркомы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное