Посвящение

Теперь смотрим на часы. Выпили ровно в полночь, опьянение наступило практически сразу, сейчас — семь минут первого. Прошли семь минут нового, 1942 года. Не так быстро справилась, как бы надо. Но дров не наломала. И по поводу маленькой победы над одной третью стакана шампанского тоже не впадаем в щенячий восторг. Хорошо бы самой заметить подвох и остановиться, но мне подсказкой стал пристальный взгляд руководителя. Испытание, считай, наполовину провалено. Так-то!

Товарища Бродова с его испытующим взглядом я не выпускала из внимания, пока поспешно брала контроль над новым для себя состоянием опьянения. Так мы и играли в переглядки, якобы скрытные, но обоим заметные. Я чувствовала себя по этому поводу довольно глупо. В конце концов, решительно вздёрнула нос и отвернулась: я справилась с задачей как сумела, а вы думайте что хотите. Но не выдержала и вновь скосила глаза на руководителя. Николай Иванович медленно наклонил голову, утвердительно прикрыв веки: мол, принято, прошла проверку.

Тут Сима взяла слово для нового тоста и переключила наше внимание на себя. Ох, Симка, а случайно ли ты мне под руку шепнула, чтоб выпила залпом? Влистила ты товарищу Бродову! Сравнение развеселило меня, оживив приятные воспоминания о наших карточных баталиях в теплушке. Ох и шулерская у нас, товарищи, игра!

Настроение у меня в итоге только поднялось: справилась же худо-бедно, и сам товарищ Бродов одобрил. И Симку расколола! Вспомнилось: «Интересная у нас с тобой работа, а, Таськ?» Между прочим, в тот вечер я впервые услышала, как наш вечно озабоченный и насторожённый руководитель смеётся от души и шутит сам.

Стали петь песни — не вполголоса, как давеча в поезде, а громко, дружно, самозабвенно. Даже Николай Иванович присоединился к нам. Он знал такие красивые, протяжные старые песни, от которых, как выяснилось, и Лида, и Женя, и кое-кто из наших военных тоже знали слова, да не все. Я тоже знала и любила кое-какие старые, деревенские песни, то есть народные: старушки по завалинкам певали, бабушка напевала за штопкой. Но из моих северных краёв больше никого в группе не случилось — некому подтянуть.

И наконец — танцы. Я ждала их с нетерпением, как все, хотя умела плясать только по старинке. Вначале как раз поставили «Барыню». Тут оказались мастерами Саша Ковязин, Лида и я. Ох, мы и разошлись, и других завели. Потом сразу «Русскую». Под «Светит месяц» Лида меня схватила за руку, и как мы заплясали вдвоём по широкому кругу — расступайся, народ!

Ну а дальше — всё мимо: на вальс, на танго, на фокстрот меня приглашать без толку. Я тихонько ретировалась в тень и оказалась под прикрытием товарища Бродова. Тот устроился в отдалении от стола, над которым витали клубы табачного дыма, и рассеянно наблюдал за танцующими. К нему подсели побеседовать наши учителя, но скоро один за другим ретировались в приготовленную для них гостевую комнату — отдыхать.

Ребята поочерёдно приглашали девчонок. Девчонки танцевали и шерочка с машерочкой, потому что мужчины часто отходили к столу — подымить, а то — в наш тенистый уголок — поговорить с Николаем Ивановичем о войне, о перспективах развития нашего контрнаступления, о новых самолётах, танках, орудиях, производство которых налаживается в глубоком тылу.

Я отсиживалась не долго. Та же Лида меня отыскала и потащила с собой — разучивать вальс.

— О, сестрёнку чуть не забыли! — нетрезвым голосом воскликнул, заметив это, Геннадий.

Так сложилось уже по прибытии на место, что наши военные стали звать меня «сестрёнкой». Я — тощенькая, небольшого роста — казалась ещё моложе, чем была на самом деле. На роль девушки, с которой имеет смысл пофлиртовать, я определённо не годилась, а вот участие и готовность оказать покровительство, как видно, вызывала…

Между прочим, мне привелось наблюдать в детстве, благодаря простоте нравов и открытости деревенской жизни, самые разные стадии и нюансы отношений между парнями и девушками. И я довольно скоро приметила, что отношения в тесном коллективе Лаборатории развиваются согласно какому-то другому, не знакомому мне сценарию. Точнее, не развиваются. Молодые мужчины и девушки с удовольствием флиртовали, но никто никому не делал особых знаков внимания. Если девчонки и пытались проявить какие-то предпочтения, то ребята упорно и стойко не замечали этих попыток.

Думаю, наши военные получили на сей счёт жёсткие указания руководителя. Когда все друг у друга на виду, любые ухаживания оборачиваются завистью, ревностью, конкуренцией. Далее — как снежный ком — ссоры, разборки, обиды, взаимное вредительство, ну в деревне — ещё драки и прочий мордобой. Нельзя было такого допустить даже в минимальной мере. Возникни у кого по-настоящему глубокие и серьёзные чувства, их бы запретами не остановить: они бы всем стали заметны. Тогда и вопрос решался бы иной и по-другому. Но не возникли…