– Мама, – я нежно кладу руку ей на плечо. – Ты произносишь это так, словно у тебя есть сомнения насчет того, что это правда.
Лифт старый и с характером, и не наша вина, что он не работает. Кажется, моя мать всегда думает, что все, что пошло не так, обязательно должно считаться нашей неудачей.
Возле храма Асклепия статуя Афины делает выпад вперед, ее рука поднята, на ней капюшон, увенчанный шипящими змеями. Змеи – атрибут богинь земли. Змеи путешествуют под землей, сбрасывают кожу и рождаются снова, они – символы бессмертия. Даже когда статуи обнаруживают обезглавленными, или у них отсутствуют руки, остается лишь бюст, – ученые всегда могут сказать, что это Афина – из-за змей. Читая мне в детстве греческие мифы, мама всегда напоминала: «Афина родилась уже совершенно взрослой из головы своего отца, поскольку фактически, как богиня, она предшествовала ему». Когда Афина впервые появилась в Северной Африке, ее имя было Нейт, «ужасающая», мать Вселенной. Как создательница Вселенной, Нейт родила сама себя. На ее храме были выгравированы слова:
Но ученые мужи Древней Греции исправили историю рождения Афины. Теперь Зевс, царь богов, насилует мать Афины, Метис, богиню мудрости, несколько раз, а затем съедает ее, беременную, живьем. Поедая Метис, Зевс таким образом становится «мудрым» сам и в конце концов «рождает» Афину через трещину в черепе в извращенном партеногенезе, выраженном в виде мигрени. В таком виде история рождения Афины полюбилась патриархальному миру больше всего. Теперь она – богиня мудрости и богиня войны. Но, где бы она ни появилась, за ней следует змея, свиваясь кольцами у ее ног, опутывая ее руки, корчась на голове Медузы, которая всегда есть на грудной защитной пластине богини. Медуза – это собственная тень Афины, ее отражение в преисподней, ее злость, ее история, которую она всегда несет с собой. Афина узнаваема по змеям Медузы.
В пятом столетии до Рождества Христова персидская армия царя Ксеркса вторглась в Грецию, так как греки отказались платить дань. После персидского вторжения греческие женщины и дети снова перестали прятаться и вышли, чтобы обнаружить храм Афины, тлеющий под слоем пепла. Ее колонны пали. Желтое платье богини, расшитое маленькими ручками девочек, было сорвано с ее тела. Ее храм был разграблен, барельефы украдены. Запах горящих оливковых рощ все еще стелился над землей. Афиняне полностью так и не восстановились после того, как персы разрушили Парфенон.
Они заново отстроили храм – так хорошо, как смогли. Но затем пришли турки и набили его порохом, а когда венецианцы атаковали горящими стрелами, отстроенный Парфенон взорвался. То, что осталось, позже было разрушено христианами, переделано в церковь, затем в мечеть, следом там обосновался английский лорд. Мрамор и барельефы, однажды украшавшие храм Афины, – теперь гордость Британского музея. И все же Афина до сих пор охраняет город. Парфенон снова реконструирован. Теперь это туристическая достопримечательность с причудливым музеем и сувенирным магазином. Мы с мамой восхищаемся им с балкона нашего отеля, где мы сидим, наслаждаясь сухим красным вином и спанакопитой[133]
с тонкой слоеной корочкой теста фило.Видя, как мы любуемся, официант спрашивает нас:
– Вы здесь впервые?
Мы киваем.
– Тут так красиво, – говорит мама.
Официант кланяется:
– Когда живешь здесь, чувствуешь себя гордым, но побежденным. И знаешь, что твои лучшие дни закончились еще две тысячи лет тому назад.
Греки отнюдь не безгрешны. Когда вторглись персы, они не были деревенщиной. Их обращение в патриархат случилось задолго до этого. Рабы выполняли большую часть работ, а женщинам едва ли позволялось участвовать в какой-то общественной жизни. И тем не менее, сидя на балконе, я представляла это ощущение возможности видеть твое самое святое место, которое развивалось тысячи лет, строясь и совершенствуясь, празднуя и проводя церемонии, разрушалось снова и снова; это могло создать такую жажду крови, которая превратила бы людей в голодных вампиров на несколько поколений вперед. Учитывая, что большая часть цивилизаций на Земле видела подобные разрушения, неудивительно, что существует так много жаждущих крови, так много вампиров.