Вскоре мы с Айлой проводили вместе все время. Стремительно мчались сквозь сосны по дороге к Биг-Сур[70]
в ее лазурном Альфа-Ромео 1974 года с расписанными под заказ колпаками в виде звезд. Она учила меня, как ездить на механике. Машина была темпераментной, с несговорчивой коробкой и педалью газа, настолько чуткой, что даже легкое касание отправляло машину вперед пулей, оставляя позади густое облако выхлопных газов. Айла взяла меня с собой на минеральные горячие источники в Эсалене. Мы купались там при свете звезд и держались за руки, в то время как молодые женщины делали нам массаж на полуночных скалах, а воды океана ударялись о валуны внизу.Айла купила мне электроакустическую гитару сапфирово-голубого цвета, и я практиковалась на ней, пока мои пальцы не покрывались водяными мозолями и не начинали кровоточить. Мы сочиняли романтические песни о тайных садах и свиданиях любовников, которые пошли наперекосяк. Иногда мы проводили дни напролет, отсиживаясь в ее комнате, слушая музыку и рисуя. С того момента, как Айла получила степень бакалавра в Колледже искусств Саванны, она была одержима рисованием подсолнухов на толстой бархатной бумаге, листы которой порой достигали более трех с половиной метров в длину. Она вырисовывала цветы с тщательной, фотореалистичной четкостью, их лепестки дрожали и шевелились, словно морские анемоны. В центре их бутонов всегда были грустные, испещренные венами глаза. Цветы были прекрасны, и я хотела, чтобы они мне нравились, но они всегда нагоняли на меня страх. Айла прикалывала картины к стене, и цветы наблюдали за нами из своего сада ужаса и разочарования.
Когда мы не писали собственные песни и не занимались рисованием, мы проводили дни, слушая музыку и занимаясь любовью. Мятежница по жизни, в постели Айла была консервативна. Невинная, почти ребячливая и покладистая. Очень застенчивая. Когда она смотрела на меня, ее глаза казались широко раскрытыми и голодными, словно я представала чем-то ярким и переменчивым, в чье присутствие она никак не могла поверить, словно
Однажды вечером Айла привела меня на вечеринку возле Русской реки в Себастополе, городке на побережье в часе езды в северном направлении от Сан-Франциско. Мы ехали по однополосной дороге, фары танцевали в клубах тумана среди силуэтов черных сосен. Мы припарковались у дороги и услышали пульсацию трансовой музыки, исходящую от деревянного дома с застекленным крыльцом, украшенным ярко расцвеченными японскими фонариками. Айла протопала по ступенькам своими тяжелыми ботинками и распахнула дверь, не удосужившись постучать. Толпа гуляк восторженно загудела, увидев ее лицо: теперь вечеринка действительно началась.
Внутри дом был сплошь из деревянных стен и балок, повсюду стояли винтажные лампы с пятнами на стеклах и собранные отовсюду предметы искусства: ярко разрисованные драконы Бали висели над античными берберскими коврами с геометрическими узорами клюквенного, охряного и синего цветов. Все люди там, обоих полов, носили длинные волосы со вплетенными латунными кольцами, неокрашенные льняные блузы и шали с бахромой; глаза сонные, юбки спущены до бедер, обнажая натренированные йогой животы с пирсингом. Казалось, никто из окружавших Айлу людей нигде не работал. Все оказались путешественниками, только вернувшимися из Испании, Токио или поездки по Перуанской Амазонии. Я же последний раз покидала пределы Калифорнии, когда мне было двенадцать: мы тогда отправились с отцом в поход с палатками в Гранд-Каньон.
– Вот, попробуй это, – предложила Айла, оттащив меня в сторону и запихивая солидный кусок меда мне в рот. Битком набитый маленькими кусочками чего-то загадочного, он на вкус был таким, словно его соскребли с корней старого вонючего дерева.
– Что это? – спросила я подозрительно. Мы еще даже не вошли толком в комнату.
– Просто подожди, – проворковала она, гладя меня по лицу. – Мы с тобой отлично повеселимся.
Группка улыбчивых женщин в больших широкополых шляпах и в тяжелых ожерельях из бисера окружила Айлу, представившись как Луна и Лорелей. Я наблюдала, стоя в углу, как они тащат ее в другую комнату.
Музыка продолжала психоделический водоворот. Я начала ощущать грызущее чувство в животе. Вскоре все стало живым. Деревья вокруг дома, растения, кристаллы на полках библиотеки, – все вибрировало и шевелилось. Я обыскала дом, но Айлы нигде не было видно. Когда я спрашивала всех этих прекрасных людей о том, где она, они мне в ответ блаженно улыбались, иногда жестом указывая в сторону той или иной двери, а затем пожимали плечами и отворачивались – моя тревожность нарушала их атмосферу. В конце концов я обнаружила, что меня окликает снаружи высокое, как башня, древнее мамонтовое дерево[71]
.Вздымаясь верх, оно росло сразу за помостом на заднем дворе, с одной стороны которого была горячая ванна, а сразу за ней начинался таинственный темный лес. Я услышала хихиканье, и внезапно две детские ручонки закрыли мои глаза.