– Нашла что-нибудь, что тебе нравится? Все, что хочешь, можешь взять себе. – Она подошла ко мне, так близко, что я ощутила запах лаванды, исходивший от нее. – Мне нужна табличка «не беспокоить», – пробежав кончиками пальцев по моей пояснице, сказала она. – Поднимайся наверх. Я поищу какую-нибудь музыку, которая возьмет твою душу в плен.
Мы улеглись рядом с мерцающими свечами на ее одеяла цвета индиго, опьяняющие завитки фимиама плавали коронами над нашими головами, пока мы медленно плыли по течению эпической песни Pink Floyd
Айла вытянулась, опираясь на локоть и нависая надо мной, глаза фиалковые и гипнотизирующие.
– А знаешь, мы встретились еще до того момента в Ювелирном магазине, – заметила она, обхватывая своим взглядом мой, словно кобра, чаруя мою душу.
– Когда? – прошептала я в ответ.
– На том выступлении Буто[66]
, я увидела тебя на парковке. Я подъезжала как раз вместе со своими друзьями, и мы все видели тебя из машины. И мы все хором сказали: «Кто это?» Но я… Я знала тебя. ЯИзвестный как «танец смерти», Буто был создан японцами как ответная реакция на американцев, сбросивших ядерные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. И я начала вспоминать, расплывчато. Я покидала театр гримасничающих белых фигур, словно оставляла сон на кладбище, входя во влажный свет вестибюля, который освещал все вокруг. И сквозь этот свет появилась странная подпрыгивающая фигура. Тоненькая девочка, одетая как Оливер Твист.
– А, да, теперь я начинаю вспоминать, – сказала я ей. – Ты была такой дружелюбной. Я решила, что ты собиралась обчистить мои карманы.
Ее глаза сузились, раздраженные и свирепые, когда она наклонилась ко мне:
– Я знала с того самого момента, что нам предназначено быть вместе. Моя интуиция никогда меня не подводит. Я поняла, что тебе известен Ювелирный и люди оттуда, поэтому я туда и пришла в тот раз. Я знала, что ты там будешь.
Мой желудок сжался. Путешественник в джунглях, который вдруг начинает понимать, что пантера преследовала его днями и ночами, скрываясь в зарослях, прыгая с дерева на дерево. Застигнутая внезапным делирием, я погрузилась в музыку, эхо отраженных звуков, пение птиц. Айла лежала в состоянии мечтательной фуги[67]
.– Мне так нравится эта строчка о колыбельных, – сказала она, но схватилась за горло и отвернулась.
– Мне нравилось слушать, как мама пела их мне, – прошептала я. – Я до сих пор помню слова.
Но никто не пел их Айле, когда она была маленькой. Взращенная одинокой, наркозависимой матерью с целой чередой парней-фармацевтов в Саванне, штат Джорждия, под нависающими деревьями, лианами кудзу и испанским мхом, в грязных домах, где она чувствовала себя в одиночестве, где не было никого, кто ее воспитывал бы. Никто не просил ее закрыть глазки. Она вошла в мир фей и никогда уже не вернулась обратно. Она была любимым ребенком фей. И, как радиомаяк, взывала к остальным волшебным созданиям в этом жалком мире. Увидев меня, идущую по парковке, она меня узнала: создание из иного мира, из волшебных пещер Авалона, из Летних Земель, из Тир на Ног[68]
, первой территории по ту сторону смерти.У меня на глазах Айла превратилась в водяное создание, скользкое и белобрюхое. Она запустила пальцы мне в волосы и подтянула меня поближе к себе, а ее губы оказались вплотную к моим. Зрение восстановилось, и она вздохнула.
– Я хочу обращаться с тобой лучше, чем я обращалась с кем-либо ранее, – заявила она.
Мое двойное гражданство, учитывая мир духов, легко проницаемая структура моей реальности, которая так ужаснула Даршака и Адриана, когда меня перетягивало из реалий мира в воображение и обратно, не испугали Айлу. Это ее зачаровало. Для нее я сияла в темноте – доисторическая рыба на самом дне океана.
Она лежала, опираясь на локоть, пристально глядя мне в лицо и гладя рукой мой лоб.
– Ты бы предпочла выбирать или быть выбранной? – спросила она меня ласково. Я растерялась:
– Быть выбранной?
– Хорошо, – она довольно улыбалась. – Я лучше бы выбирала. Она положила палец на мой третий глаз и легонько постучала: – Я выбираю тебя.