Посвященная. Как я стала ведьмой

Я пришла к пониманию, что романтическое понимание мира – одна из главных причин презрения современного интеллектуала к оккультизму. Оккультисты считаются динозаврами, чудовищными доисторическими ящерами, цепляющимися за романтику как за некую скрепу. Исторически движение романтизма представляло собой уход от реальности. История искусств на Западе раздваивается в 1800-х годах, разделяясь на романтизм и реализм. Реалисты описывают реальность «как она есть» – с ее экономическими спорами, материализмом и межклассовой борьбой. Реализм имеет дело с фактами, с наукой, с вещами, которые мы можем доказать, он не восторженный, а прагматичный, политический. Он рассказывает истории реальных людей: рабочего с завода, промышленного архитектора, провинциальной домохозяйки, которая завела интрижку. Не фей, не женщин, которые говорят с духами, и уж точно не ведьм. Романтики, с другой стороны, отвернулись от современного мира, словно в ответ на уродство и жестокость индустриальной революции. Отступая в мир сказок и мифов, в экзотику, в ориентализм, романтики жили в опиумной берлоге избегания реальности.

На одном из наиболее известных полотен романтизма, картине Каспара Давида Фридриха «Странник над морем тумана», герой, романтический гений, открытый всем ветрам франт-блондин в бархатном костюме, поворачивается спиной к зрителю и миру и обозревает бесконечный ландшафт тумана и лесов, словно первозданную дикость, в которую он жаждет вернуться. Романтик ищет загадку, божественность и зачастую делает это с позиции людей белого высшего класса, у которых есть возможность отвергнуть работу и «обычный» образ жизни, предпочтя отступить в дикое, но ужасающе возвеличенное пространство каким-то образом еще не колонизированных «цветных людей», где эти романтики могут господствовать, как полковник Курц[60], или отец с тринадцатилетним ребенком в травяной юбке, как у Гогена.

Вот критика: люди обращаются к оккультизму, потому что они либо

а) не хотят иметь дело с настоящими ужасами мира и имеют привилегию отказаться от них – в отличие от угнетенных классов, у которых нет выбора, кроме как столкнуться лицом к лицу с реальностью;

б) либо они – неудачники, которые не в состоянии пробиться сквозь индустриализированную цивилизацию и поэтому выбравшие играть в Dungeons&Dragons[61].

Западная постпросвещенная цивилизация определяет себя как рациональную и в связи с этим антиволшебную, но во всех культурах, включая нашу собственную, есть магические обряды. Христианство полно магических практик, а язык современной экономики пронизан насквозь духами и «невидимыми руками». Магия повсюду, просто ключевые фигуры каждой культуры, наделенные властью, пытаются установить, чья магия должна быть определена как «настоящая», а чья должна считаться унизительной. Далее, магия – это не только упражнения для привилегированных людей, иначе бы лишь они ее практиковали – что можно понять, посетив специализированный рынок в Того, рынки для ведьм в Бразилии или любой магазин «Ботаника» в Лос-Анджелесе.

Для меня и для многих из людей, которых я знала в Ювелирном, выступление было чем-то вроде магии, своего рода тренировка входа в экстатическое состояние и измененное сознание по желанию. Помещения, в которых мы выступали, часто были незаконными: под мостами, на пустырях. Иногда мы вторгались в ортодоксальные обиталища мира искусства, выступая без приглашения на открытиях всяческих мероприятий с фонтанами и канапе. Мы просачивались как дым сквозь толпу, прячась в углах и в тени, нагие, выкрашенные в белый цвет, с остроконечными ушами и острыми зубами. Эльфы на своей вечеринке, без всяких дальнейших объяснений.

Репетиции в Ювелирном магазине редко начинались вовремя. Мы приходили и зависали, разговаривали, может быть, затевалась импровизированная джем-сейшн[62], и все сидели и пели около часа, перед тем как приступить к репетиции. Или же какая-то другая группа тренировалась в технике дыхания огнем в том месте, которое нам хотелось занять, поэтому нам приходилось ждать. Смысл наших собраний заключался в самом процессе, в энтузиазме, а не в конечных результатах. Все было возможностью, не оставалось рамок, границ, едва ли какой-то определенной формы, – только идеи и действия, как воздушные змеи, витали в воздухе.

В один из дней я ждала в подвале цокольного этажа начала нашей репетиции, в промозглом и сыром подземном мире, наполненном блеском и потом. Две девочки уже были там, в неоновом полусвете, сидя на одеяле, словно на пикнике. В полутьме я начала тренироваться, привычно исполняя танцевальные движения, в то время как одна из девчонок, хихикая, пялилась на меня.