Посылка для капитана

Рая была пониже, покруглей. Простовата, чуть лупоглаза. С такими обычно ребята любят потусоваться, но только не слишком далеко от дома, чтобы всегда можно было свалить, когда девчонка начнет доставать своей трескотней, или просто станет скучно.

Любителей потискать таких девчонок тоже бывает, как правило, немного, хотя Рая со своим номером бюста из этого списка выпадала.

Как-то уж очень быстро пролетели эти школьные годы чудесные, ну, да ладно, жизнь только начинается, еще всё впереди, а ну, давай, лови бандероль, раззява!

Посетителей еще не было, до открытия почты оставалось полчаса.

Анастасия не очень ловко перехватила холодный, скользкий зонт в другую руку, случайно нажала на кнопку, мокрая ткань громко хлопнула.

– Настюш, ну, как ты?

Мария Кондратьевна, аккуратно подоткнув кончик шпагата, положила уже довольно увесистый клубок на стул, шагнула навстречу, выразительно сделав глазами веселым молодухам, чтобы визжали потише.

Девки смолкли. Соломатина оправила вязаную кофту ярко желтого цвета – зять привез из дальнего рейса, хочешь, не хочешь, а надо носить, да и цвет уж больно заманчивый, такой шерстяной нити ни у кого в городе нет, а среди почтовых отделений и подавно.

Анастасия опустила голову.

– Нормально. Спасибо.

А что еще тут сказать?

Она справилась с зонтом и подошла к старому платяному шкафу с болтающейся на одном гвозде инвентарной биркой.

– Давай-ка чайку горячего с дороги, вымокла, поди, вся.

Соломатина затолкала клубок в висевшую на стуле хозяйственную сумку, нашарив заодно пачку земляничного печенья, прикрикнула молодухам: – Девки, живо, скоро открываемся!

Анастасия не хотела садиться за стол. Она понимала, что за чаем будут расспросы, как всё прошло вчера, сколько народу пришло на кладбище, сколько осталось потом на поминки, и где они проходили, неужели в этой занюханной «Тишине», что на привокзальной площади?

Народу на похороны пришло, действительно, немного. Давние сослуживцы Владимира – седые, сморщенные, словно врастающие в землю, мужики, бывшие подводники, плававшие с ним на одной лодке.

Были из береговых служб, с кем пришлось когда-то пересечься, да так, что обычное знакомство перешло пусть не в крепкую дружбу, но доброе приятельство на года.

Моряки взяли на себя все расходы по организации похорон, а после кладбища сели в старенький, отслуживший свое гарнизонный автобус, и поехали поминать Володьку в офицерскую столовую, где по прикидкам, сделанным бывшим штабным начфином – говорливым хохлом с блестящей, как бильярдный шар, лысиной, организовать вполне приличные поминки вышло даже дешевле, чем в ресторане «Тишина» на привокзальной площади.

Анастасия повесила в шкаф сырое пальто, прошла к своему рабочему месту. Привычно выдвинула верхний ящик письменного стола, достала небольшое круглое зеркальце.

Она ожидала, что сейчас оттуда посмотрит резко состарившаяся сорокапятилетняя женщина, на которую беззастенчиво пялят глаза жизнерадостные Лида и Рая, но Анастасия увидела в зеркале себя прежнюю, почти не изменившуюся, ну, разве что, глаза промокли от слез и немного утратили свою голубизну, да морщин под ними чуть прибавилось.

Она махнула пару раз деревянной расческой по копне светлых волос, привычным движением собрала их в тугой пучок, одернула рукава темно-коричневого шерстяного костюма.

Нет, надо, пожалуй, налить чашку чая покрепче, Анастасия вспомнила, что сегодня не завтракала.

– Девушки, сюда подойдет кто-нибудь?

Через слегка приоткрытое окошко, ведущее в зал посетителей, пролезла сухая, шершавая ладонь с распухшими от ревматизма пальцами, сжимавшими почтовое извещение.

– Ну, что вам? – Соломатина резко откинула фанерную створку, и сразу потянуло холодом, похоже, первый посетитель забыл прикрыть за собой входную дверь.

– Между прочим, уже пять минут, как рабочий день начался, – недовольно произнес мужчина. Он по-птичьи, боком просунул в оконце голову, открылись лохматые, кустистые брови, и длинный синюшный нос.

Анастасия достала из стола пластмассовую линейку со стершимися от времени делениями, посмотрев на затупленное острие карандаша, стала искать по ящикам точилку.

– Настюш, посмотри эту бандероль.

Соломатина протянула подмокший бланк почтового извещения с размытым штампом.

Анастасия отложила в сторону точилку, сняла с полки толстую, проклеенную скотчем, амбарную книгу, замерла, о чем-то задумавшись.

– Ладно уж, занимайся своим делом, сама посмотрю, – начальница с легкой досадой забрала у неё гроссбух.

Рая с Лидой молча раскладывали почтовые конверты по ячейкам, бросая на Анастасию короткие взгляды.

Ладно, когда-нибудь и это пройдет, подумала она, заметив, как вчерашние школьницы таращат густо намазанные черной тушью глаза и щиплют друга дружку за упитанные бока, призывая к серьезности.

Смерть Владимира еще не дала осознать себя в полной мере, и не дала прочувствовать одиночества, к которому она с годами успела привыкнуть, провожая мужа в дальние походы. Сейчас она понимала, что теперь пришло совсем другое одиночество. Безвозвратное одиночество навсегда.