Смущало только, что здесь на севере не может быть далеко.
Ну, тогда надолго, за малолетку мало не дадут, не посмотрят, что мент, успокаивала себя супруга.
А вот почему мать, прослышав обо всем, не поставила вовремя точку в отношениях дочери со взрослым мужиком, и, к тому же, семейным, Настя так и не узнала.
Понимая, что вести школьницу в больницу – позору не оберешься, городок-то маленький, договорилась со знакомой врачихой, служившей рядовым терапевтом в поликлинике, и имевшей опыт частных операций по прерыванию беременности, за что, собственно, и поплатилась когда-то, слетев с должности главврача краевой больницы.
Наработанная прежней высокой должностью привычка к хорошему алкоголю требовала денег, и врачиха скоренько назначила день и час.
Операцию проводила в ванной комнате своей плохо прибранной квартиры, усадив Настю на деревянную решетку, брошенную поперек холодной ванны с засохшей грязью по краям, и велев поставить согнутые в коленях ноги на крышку стиральной машины напротив.
Дрожащими с похмелья руками, врачиха развернула завернутые в марлю инструменты…
– Пусть поспит. Устала сегодня в школе, и голова сильно болит… – мать решительно отвела от двери дочкиной комнаты вернувшегося с работы отца, подтолкнув его в сторону кухни.
В школе, однако, прознали – подружка разболтала, а кто-то еще и от себя приврал, слушок крепко загулял по этажам старших классов, и мать вызвали к директрисе.
Майорская жена тоже в долгу не осталась.
Уразумев, что раз нет тела, то нет и дела, решила зайти с другого конца, доверившись старому, испытанному армией несчастных жен способу – подать заявление на мужа его начальству.
Сработало, как ни странно, хотя ничего странного в этом не было, за последний год на бедного майора накатали столько телег за подписью и без, что челобитная от дорогой, и на все времена единственной явилась той самой каплей, которая.
Впаяли наотмашь всё: и пьянку и аморалку, пусть не уличенную, но, наверняка, имевшую место быть, жена ведь врать не будет, не чужая чай.
В итоге с погонами майору пришлось расстаться, да и с работой тоже.
А Настя ушла из школы.
Мать поплакалась отцу, что учиться стало невыносимо, уровень преподавательского состава оставляет желать лучшего, в вот в вечерней школе при судоремонтном заводе дочке будет полезней, тем более что пора думать о будущей профессии, а должность бракера отдела технического контроля не хлопотная, можно будет в служебное время к экзаменам в институт готовиться, а там видно будет.
На том и порешили, отец обычно не протестовал.
– Здравствуй, Настена! – окликнул девушку хриплый голос, когда она шла в сумерках едва начавшегося рабочего дня через склад в заводскую лабораторию.
Вчерашний начальник отделения милиции, облаченный в камуфляжную куртку заводского охранника, стоял у сложенных в высокий штабель металлических поддонов.
Настя слышала, что Щетинин ушел из дома, но где он теперь, и кто он теперь, была не в курсе.
Мать старалась не будить в дочке воспоминаний, ну было, и прошло, что уж теперь, назад не отмотаешь, сама виновата, но основную ношу вины за всё происшедшее мать, все-таки, брала на себя.
– Как живешь то, Настюха? – бывший майор шагнул вперед, но его бросило на ржавый металл, и Настя поняла, что он пьян.
– Ты это, погоди…
Щетинин тяжело присел на поддон, дрожащей рукой вынул из кармана надорванную пачку дешевых сигарет, несколько штук выпало на землю
– Ну, зачем вы так, Николай Иванович? – Настя присела на корточки, стала собирать упавшие сигареты. – Вам же нельзя пить!
Неожиданно две сильные ручищи обхватили её за голову, притянули к себе.
– Прости меня, девочка моя.
Щетинин что-то быстро говорил, голос его захлебывался, слова невозможно было разобрать. Жесткие, корявые как сучья сухого дерева, грязные пальцы стали рвать пуговицы на черном халате, в котором Настя выскочила налегке, длинные, давно не стриженные ногти царапнули коленку, поползли вверх по ноге.
Насте удалось вырваться из рук бывшего майора и отбежать за штабеля.
– Никогда! Слышите? Никогда больше не подходите ко мне!
– Сука ты! – Щетинин, тяжело дыша, поднес изломанную сигарету ко рту, чиркнул зажигалкой.
Больше они не встречались.
Час еще не поздний, но народу в супермаркете мало.
Охранник, крепкий широкоплечий мужчина лет пятидесяти, переговаривается с кассиршей.
В торговом зале бабулька с брезентовой тележкой на скрипучих колесиках придирчиво отбирает буханку черного хлеба, пытаясь без очков прочитать на полиэтиленовой упаковке дату выпечки.
Молодая девушка в обтягивающих ладную фигурку джинсах, приценивается у винной полки к дорогому коньяку, наверняка в подарок.
Сотрудница магазина, усталая пожилая женщина выкладывает в бакалейном отделе пакеты с крупой.
Чуть пахнет хлоркой только что протертого уборщицей пола.
Анастасия медленно шла вдоль полок с продуктами, не зная, что выбрать. Завернула в молочный отдел, взяла маленькую банку сметаны и пошла туда, где лежал хлеб.
Неожиданно у касс послышались возня, чей-то громкий бас, тонкий девичий крик в ответ, и резкий хлопок разбившейся о каменный полбутылки.