Потаенная девушка

Предложенная матерью уловка позволила выиграть какое-то время, но не решила фундаментальную проблему. Мир продолжает мучиться напастями – как старыми, так и новыми: обесцвечивание кораллов вследствие кислотных дождей, споры относительно того, нужно ли охлаждать землю еще больше, извечное тыканье пальцем и поиск виновных. Мама не знает о том, что границы были запечатаны наглухо, когда богатые страны заменили сокращающийся приток молодых работников машинами. Она не знает, что разрыв между богатыми и бедными только еще больше вырос, что крошечная часть населения Земли по-прежнему потребляет значительное количество ее ресурсов, что во имя прогресса возрожден колониализм.

Посреди своей пламенной речи мама умолкает.

– Где Мия? – спрашивает она. В ее голосе больше нет вызова. Мама всматривается в толпу, встревоженная тем, что не сможет найти меня в мой день рождения.

– Мы пройдемся еще раз, – предлагаю я.

– Мы должны ее найти, – говорит мама.

Повинуясь внезапному порыву, я останавливаю кресло-каталку и сажусь на корточки перед ней.

– Я работаю над техническим решением, – говорю я. – Есть способ выйти из этой трясины, добиться всеобщей справедливости. – В конце концов, я ведь дочь своей матери.

Мама смотрит на меня, и в ее взгляде по-прежнему нет понимания.

– Не знаю, успею ли я отточить свой метод и спасти тебя, – поспешно добавляю я. «А может быть, мне невыносима мысль, что придется сшивать вместе обрывки твоего сознания». Я пришла к маме, чтобы сказать ей вот это.

Это мольба о прощении? Простила ли я мать? Действительно ли мы хотим прощения, действительно ли оно нам нужно?

Мимо пробегают ребятишки, пускающие мыльные пузыри. В лучах солнца плавающие в воздухе пузыри переливаются всеми цветами радуги. Несколько пузырей опускаются матери на серебристые волосы, но не лопаются сразу. Мама становится похожа на королеву в диадеме из залитых солнцем драгоценных камней, самозваным оратором, утверждающим, что он говорит за обездоленных, матерью, чью любовь трудно понять и еще труднее не понять.

– Пожалуйста! – говорит мама и, протянув руку, прикасается к моему лицу трясущимися пальцами, сухими, словно песок на солнечном пляже. – Я опаздываю. Сегодня ее день рождения.

И мы снова колесим по толпе, под лучами солнца, ставшего более тусклым по сравнению с моим детством.

343 ГОДА

Эбби заглядывает в мой процесс.

– С днем рождения, мама! – говорит она.

Ради меня она предстает такой, какой была перед загрузкой, – молодой женщиной лет сорока. Эбби обводит взглядом мое захламленное пространство и хмурится: имитации книг, мебели, полосатые стены, пятнистый потолок, из окна открывается цифровая композиция из Сан-Франциско двадцать первого века, моего родного города, и всех тех городов, в которых я хотела побывать, еще когда у меня было тело, но так и не сподобилась.

– Эту программу я запускаю не всегда, – виновато говорю я.

Текущая тенденция процесса, изображающего дом, – чистая, минималистическая, математически абстрактная: правильные многогранники, классические тела вращения на основе конусов, конечные поля, симметричные группы. Предпочтительно использовать не больше четырех измерений, а кое-кто выступает за жизнь на плоскости. Процесс, с таким высоким разрешением изображающий аналоговый мир, снисходительно считается расточительной тратой вычислительных мощностей.

Но я ничего не могу с собой поделать. Несмотря на то что в цифровом виде я прожила значительно дольше, чем во плоти, я по-прежнему предпочитаю модель мира, состоящего из атомов, цифровой реальности.

Чтобы успокоить дочь, я переключаю окно на изображение, поступающее в реальном времени с одного из орбитальных спутников. Появляются джунгли в устье реки – вероятно, там, где когда-то находился Шанхай. Буйная растительность покрывает похожие на скелеты останки небоскребов, на берегу огромные стаи морских птиц, время от времени из воды выпрыгивают стайки дельфинов, описывающих в воздухе грациозные дуги и изящно ныряющих обратно в воду.

Свыше трехсот миллиардов человеческих сознаний населяют в настоящее время эту планету, размещенные в тысячах центров данных, которые все вместе занимают пространства меньше, чем Манхэттен. Земля вернулась в прежнее дикое состояние, если не считать немногочисленных стойких упрямцев, по-прежнему живущих во плоти в уединенных поселениях.

– На самом деле, не очень хорошо, когда ты тратишь на себя такие вычислительные мощности, – говорит Эбби. – Мое заявление отвергли.

Она имеет в виду заявление с просьбой завести еще одного ребенка.

– На мой взгляд, двух тысяч шестисот двадцати пяти детей более чем достаточно, – говорю я. – По-моему, всех их я так и не знаю. – Я даже не знаю, как произносить математические формулы, которые предпочитают использовать в качестве имен уроженцы цифровой вселенной.

– Приближается новое голосование, – говорит Эбби. – Нам понадобится вся доступная помощь.

– Даже не все те дети, что есть у тебя сейчас, голосуют так же, как ты, – замечаю я.