Потаенное судно

На самой середине исполкомовского двора стоит цементированный бассейн, в который собирают дождевую воду для питья, для мойки полов, для иных прочих надобностей. Над бассейном — крутилка с ручкой, на крутилке веревка намотана, к веревке ведро пристегнуто. Тут же, на срубе цементном, эмалированная литровая кружка стоит. Дядьки подходят, прикладываются к кружке, выпивают по полной, смачно покрякивают, вытирая усы, садятся у бассейна на корточки, шутят, делятся новостями, передают слухи.

— Кум, шо так богато пьешь? Чи сала наелся, чи шо?

Кум горько сплевывает.

— И где оно, то сало? Уже и запах его позабыл!

Одеты кто во что: тот к серяке, тот в брезентовой куртке, тот в накидке из дерюги. И обуты не по сезону, а, скорее, по карману.

— Катречко, шо так рано валенки натянул, боишься захолонуть?

Катречко, весь заволосатевший, отвечает не вдруг. Долго скребется в бороде, сбивает на ухо облезлую шапчонку, глядит с недоверием на свои ноги: может, и вправду на них каким-то чудом оказались валенки. Но чудеса случаются только со святыми, а Катречко — обыкновенный грешник. Ноги его, никогда не знавшие валенок, как всегда обуты — трудно разобраться — не то в постолы, не то в черевики. Сам он их называет шкарпетками. В шкарпетках он и по снегу, и по пыли.

Бедняка, говорят, греет не шуба, а шутка.

Катречко открывает рот в улыбке, медленно выталкивает оттуда слово за словом:

— Дивлюсь, Василь Гупало у валенках, дай, думаю и себе надену!

Шутка удалась. Мужики всласть хохочут. А Василь только переминается с ноги на ногу, почесывая булыжины выстеленного камнем двора голыми ступнями.

Смех смехом, но в голове у каждого торчит одна думка. Кое-кто ее вслух произносит:

— Что будет, до чего дойдем?..

Каждому хочется надеяться на лучшее. И «созовцы», и комбедовцы — каждый во что-то верит. Если бы нет — то давно бы оставили свою гуртовую затею с обработкой земли, с помощью неимущим.

Когда дрожки, на которых сидели Сероштан и Волноваха, показались во дворе, мужики мигом повскакивали на ноги. Распрягли лошадей. Дрожкам заломили дышло вверх, подкатили их передком к стене сарая.

Зал для сходок вмещает народу немало. Раньше на сходках сидеть не принято было, потому скамеек не держали. Сейчас иные времена: можно было бы и посидеть бедняку, но, вишь, скамеек до сих пор не раздобыли, стоять приходится. Мужики сами себя утешают: ничего, ноги свои, не купленные.

На сцене за большим столом, покрытым скатертью темно-вишневого цвета, сидят трое. Один из них, Мостовой, открывает собрание:

— Граждане актив и беднота! До нас приехали из району Сероштан и Волноваха — вы все их добре знаете, — чтоб решить, какую нам держать линию в дальнейшем. Я предлагаю заслушать сперва товарища Сероштана. Вот такая моя пропозиция!

Секретарь райкома поднялся, потрогал пуговицы нагрудных карманов белого глухого костюма, отодвинул в сторону лежащую перед ним на столе соломенную шляпу, будто она ему мешала. Устранив это, как показалось, последнее препятствие, он тихо начал:

— Многие на нас шли войной. И что получилось? Разбили Антанту! А своих врагов сколько наседало? Уйма! Сами помните, как в Бердянск вместе с германцами пришли гайдамаки. Что они вытворяли — жутко сказать! Или возьмите отряд офицера Дроздовского. Это дроздовцы казнили наших дорогих товарищей-партийцев Дюмина, Мазина, Горбенко, Рогова и с ними еще пятнадцать членов Первой Бердянской Рады — Советскую власть выводили под корень. Вы сами, граждане, это помните — рядом все происходило. — Сероштан подрагивающими от волнения пальцами уперся в стол. Низким голосом добавил: — Предлагаю снять шапки на минуту, почтить еще раз дорогую память наших красных героев… — По залу покатился глухой шум, похожий на тяжелый вздох. Когда мужики снова надели шапки, Сероштан, махнув рукой, добавил: — Про Махно и махновцев даже говорить не хочу!.. Разбили мы врагов? Разбили! Так что ж мы теперь носы поопускали? — Секретарь знал настроение селян, не одна Новоспасовка впала в уныние. — Неужели на том и конец? За что ж мы шли на жертвы?! — спросил он и незамедлительно ответил: — За светлую долю для нас и детей наших — за социализм! Какая у нас задача? Товарищ Ленин завещал нам бить капиталистов-буржуев трудом. Поднимать разрушенное хозяйство, крепить экономику — вот лозунг! А как выполняем заветы Ильича? Поезжайте в город — увидите, шо робимо, скажем, у нас, в Бердянске. «Сельхозмаш», то есть бывший завод Гриевза, дымит? Дымит, граждане! Уже несколько сотен жаток-косилок в год выпускает. Азово-Черноморский живет? Живет, дорогие селяне! Набирает ходу. Восстанавливаем морской порт. Пароходы из других стран уже приходят за углем! — Сероштан улыбнулся, потер ладонью бритую голову, засмуглевшую от загара. — Даже конфетная фабрика трудится в полном виде. Так что будет сладкое к столу!..

Приподнятое настроение Сероштана передалось людям. Некоторых потянуло на шутку. Добродушно выкрикивали:

— Канхветы кусать нечем: зубов нема!

— От сладкого золотуха нападет!

Чей-то серьезный бас заметил:

— Конфета — баловство. Про хлеб надо!