Потаенное судно

Сероштан провел ладонью по лицу, согнал улыбку.

— Добре. Давайте про хлеб… Владимир Ильич говорил: крестьян можно вывести к социализму только через кооперацию.

Из зала крикнули:

— А шо це таке?

Секретарь райкома начал терпеливо объяснять:

— У вас есть товарищество по обработке земли. Это как бы первая ступень кооперации. Постепенно начнем обобществлять землю, скот, инвентарь.

— Как в коммуне?

— Не совсем так, товарищи. Коммуна — первая ласточка. Это как бы живая агитация…

Он еще говорил долго. Стемнело. В волостном клубе зажгли лампы и не тушили их, считай, до глубокой ночи.

10

Йосып Сабадырь приходит в школу раньше всех. Спутав ноги поясным ремнем, проворно взбирается по высокому и прямому, словно телеграфный столб, стволу гледичии. Снимает плоды — и за пазуху. Иногда, оставляя Антона внизу, под деревом, по-беличьи взбирается на самый верх, длинными руками достает самых матерых «баранов», кидает их дружку:

— Тонь, хватай!

Тошка ловит — и в сумку, в сумку. Сумка у него брезентовая, из старой куртки сшита, вся в чернильных пятнах: пробка пузырька неплотная, что ли?

Йосып засиживается на дереве обычно до звонка. Антон ожидает друга терпеливо, без него не идет в класс.

— Вам шо, ухи позакладало? — Куцебородый сторож дед Барилка, в замызганном до нечистого блеска черном кожушке, в старой казацкой фуражке с надорванным козырьком, показывается из-за угла школьного здания, поднимает вверх руку со звонком, звонит рьяно, как на пожар.

Этим увесистым звонком он грозит Йосыпу, сидящему на суку:

— Ах ты, арап нечистой крови! Ось я тебя стягну на землю! — Барилка топчется вокруг дерева, пинает орех подшитым валенком, но затея напрасная — могучий ствол нисколько не поддается его ударам. Старику остается только ворчать: — Чистая обезьяна. Оно, мабуть, и родилось на дереве.

Тошка, переминаясь с ноги на ногу, виновато опускает глаза.

— А ты шо мовчишь?

— Я с Йосыпом!

Барилка поднимает слезящиеся глаза кверху.

— Слазь, окаянный!

— Бить не будете? — осведомляется Йосып на всякий случай и, усмехаясь, сползает по стволу.

На пороге их встречает учительница Хавронья Никитична. Всплеснув пухлыми ручками, сокрушается:

— Опять орехи, шоб их мороз ударил!

Простодушный Йосып замечает:

— Они на морозе еще солодше.

— Вызову батька, нехай он с тобой побалакает, бо у меня голосу не хватает.

Йосыпу такая угроза не страшна: батько на хуторе, станет он тащиться в школу, когда у него работы по самую завязку.

— А ты, Баляба? — обращается Хавронья Никитична к Антону. — Чего связался с таким здоровилой?

Тошка молчит, только брови сводит на переносье. Он тоже уверен, что его батьку не позовут: далеко батько, аж в Мариуполе, на тракторных курсах. А матери тоже некогда заниматься сыном, активистка же.

Хавронья Никитична удивительно отходчива.

— Сидайте тихенько! — Она берет в правую руку мел, в левую тряпку, подходит к доске. Три строчки крестиков, три строчки кружочков-бубликов появляются на темном поле классной доски.

Йосып старательно списывает задание, дышит тяжело, как загнанный конь. Перо его задирает тетрадку, крапит ее мелкой чернильной моросью. Огромные глаза Йосыпа навыкате. Широкий язык облизывает пухлые губы. Тяжелую работу задали хлопцу, даже испарина на лбу проблеснула. Йосыпу и впрямь нелегко. До двенадцати лет не водили в школу, на тринадцатом — коммуна заставила. Отец у Йосыпа вроде человек с понятием, а вот рассуждает не по-теперешнему:

— Учение ему, коханый, без дела. Руки-ноги есть — на кусок хлеба заработает.

Тошка Баляба — ученик иной сноровки. Когда другие только-только прилаживаются к делу, у него, глядь, уже все готово. Так и в этот раз. Споро управившись с крестами-нулями, заскучал хлопец. Затем, недолго раздумывая, полез в сумку, достал зачерствевший пирожок с фасолью.

— Баляба! — окликнула Хавронья Никитична. — Снедать сюда пришел?

— А шо? — простодушно удивился Тошка.

— Ты в школе чи где?

— Я все написал.

— Неправда! — Учительница подходит вплотную, заглядывает в тетрадь, удивляется: — Коли ж ты успел? — Ей не верится, что можно так проворно управиться с уроком.

Тошка объясняет:

— Дивлюсь, як вы робите, и за вами следом тоже роблю.

Словно мать, погладила по стриженой макушке.

— Добре, добре! А пирожок заховай до переменки.

Заглянула в тетрадку к Йосыпу:

— Батюшки! Кто ж так давит, не дышло в руках держишь — перо!

Йосып глядит на нее растерянно. И, видать по всему, жалеет, что в его руках перо, а не дышло. Дышлом-то куда как сподручнее орудовать.

Но вообще-то он ловкий, Йосып, ребята из коммунского общежития знают. Кто быстрее всех наколет чурочек для печки — Йосып. Кто больше всех наносит воды в баки — Йосып. Кто удачней всех украдет макухи на маслобойке — тоже Йосып. Йосып — он как мужик. Попросят тетки кухарки петуху голову ударить — хек, и готово!

А вот школьная премудрость младшему Сабадырю не по зубам.

Случаются удивительно беззаботные дни. Возвратись из школы в общежитие, кинешь сумку под койку, пойдешь в столовую, где тебя накормят гороховым супом, — и гуляй. Уроков не делать: все, что задали на дом, успел решить на переменках. Ходи себе посвистывай.