Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

- Так не бы­ва­ет. По­ка ты был юн, у те­бя бы­ла од­на до­ро­га, те­перь их три. Спе­ши, не пы­тай­ся удер­жать то, что да­но юно­сти в дар, с две­на­дца­тым уда­ром ты его ут­ра­тишь, и ес­ли не вы­бе­решь сам...

- Иг­ра, - шеп­нул мне мух.

- Я...

- Позд­но! Я боль­ше не твое! Я уш­ло!

И Вре­мя по­нес­лось прочь со стре­ми­тель­но­стью стре­лы. Мост по­до мной на­чал та­ять и осы­пать­ся од­но­вре­мен­но, я, стоя слов­но бы на таю­щей го­ре сне­га, стал бы­ст­ро спус­кать­ся на зем­лю.

- Тот, кто не вы­брал сам... - ус­лы­шал я из да­ле­ких уже об­ла­ков таю­щий от уве­ли­чи­ваю­ще­го­ся рас­стоя­ния го­лос Вре­ме­ни.

-... по­па­да­ет под власть Судь­бы, - до­кон­чил за не­го силь­ный жен­ский го­лос.

- Сей­час, сей­час, - про­ро­ко­та­ла она, об­ра­ща­ясь, ка­жет­ся, как ни стран­но, ко мне, и под­ни­мая при этих сло­вах ги­гант­ский хлыст, - вот со­бе­ру всю ора­ву...

Она уда­ри­ла ку­да-то вдаль, от­ку­да тот­час по­слы­ша­лись во­пли бо­ли, не­на­вис­ти, гне­ва.

- Эй, - зыч­но крик­ну­ла Судь­ба. - Бы­ст­ро, все ко мне! Сю­да, я ска­за­ла!

По­сколь­ку я сто­ял воз­ле са­мых ее ног, то удар мне не уг­ро­жал, но эти вою­щие зву­ки взнуз­да­ли мою ду­шу силь­нее вся­ко­го уда­ра.

- Ты бес­че­ло­веч­на! - в не­ожи­дан­ном при­сту­пе бес­па­мят­ст­ва крик­нул я.

- Ина­че нель­зя, - ми­ро­лю­би­во по­яс­ни­ла Судь­ба, - я ведь об­щая на всех.

- Мы не ту­да по­па­ли, - ре­зю­ми­ро­вал мух.

- Нет! - крик­нул я, об­ра­ща­ясь вверх. - У ме­ня своя соб­ст­вен­ная, пер­со­наль­ная Судь­ба, не та­кая, как у дру­гих, как у это­го ста­да!

- Люб­лю за та­кие сло­ва. Вот те­бе по­да­ро­чек.

Что-то упа­ло свер­ху, пре­боль­но уда­рив ме­ня по пле­чу. Я на­гнул­ся, что­бы под­нять хлыст (да, это был имен­но хлыст!), а ко­гда ра­зо­гнул­ся, то уви­дел, что я сно­ва на­хо­жусь по­сре­ди то­го са­мо­го за­ла, где раз­го­ва­ри­вал с Ис­ти­ной.

Мра­мор­ный, от­по­ли­ро­ван­ный до чу­дес­но­го бле­ска пол, узор­ча­тый, слов­но бо­га­тый пер­сид­ский ко­вер, пер­вый, ма­лый круг вы­ло­жен сим­во­ла­ми зо­диа­ка, вто­рой - боль­шой - две­на­дца­тью же сим­во­ла­ми вос­точ­но­го ка­лен­да­ря.

Вдруг, я не по­ве­рил сво­им гла­зам, мо­заи­ка сдви­ну­лась с мес­та, кру­ги по­вер­ну­лись и сно­ва за­мер­ли. Я вгля­дел­ся... Де­ва те­перь рас­по­ло­жи­лась про­тив Сви­ньи... Мои сим­во­лы. Слов­но что-то толк­ну­ло ме­ня в спи­ну. Я по­шел ту­да и встал на ме­сто, ко­то­рое бы­ло как раз ме­ж­ду ни­ми, од­ной но­гой ка­са­ясь сви­ньи, дру­гой - де­вы.

- О, ты со­об­ра­зи­те­лен...

В цен­тре кру­гов, там, где толь­ко что сто­ял я сам, поя­ви­лась моя но­вая Судь­ба. Я сра­зу ее уз­нал. Бы­ло что-то не­уло­ви­мо об­щее в их об­ли­ке, чер­ты, по ко­то­рым я ми­гом бы раз­ли­чил ее в са­мой гус­той тол­пе, а она мог­ла в ней и за­те­рять­ся, по­то­му что бы­ла обыч­но­го, че­ло­ве­че­ско­го рос­та.

Судь­ба взмах­ну­ла ру­ка­ми, трях­нув гри­вой во­лос, став на мгно­ве­ние по­хо­жей на рас­пла­став­ше­го­ся в прыж­ке льва, и да­же не обер­ну­лась, уве­рен­ная в сво­ей вол­шеб­ной си­ле. И, по­ви­ну­ясь ей, за ее спи­ной воз­ник пен­ный смерч и тут же рас­се­ял­ся, явив глу­бо­кий про­вал в безд­ну.

Пе­ре­до мной чре­дою про­хо­ди­ли кар­ти­ны: пло­ща­ди, за­пру­жен­ные людь­ми, ис­то­во мо­ля­щи­ми­ся Судь­бе; ар­мии, дви­жи­мые алч­ны­ми пред­во­ди­те­ля­ми на­встре­чу друг дру­гу с не­пре­клон­ной ре­ши­тель­но­стью и не­со­кру­ши­мой уве­рен­но­стью в сво­ем пра­ве силь­но­го; жре­цы, ищу­щие Ис­ти­ны для се­бя и Судь­бы для сво­его не­ве­же­ст­вен­но­го на­ро­да, и всю­ду ли­ца, ли­ца, ли­ца... Ли­ца по­кор­ных сво­ей Судь­бе. Тя­ну­щих свою не­на­ви­ст­ную лям­ку, ту­пых, рав­но­душ­ных, без­глас­ных, сле­пых...

 - Ну что же, мой ге­рой, со­рва­нец, ви­дишь - без Ис­ти­ны про­жить мож­но, а без Судь­бы - ни­как.

А кар­ти­ны все мно­жи­лись: тол­пы, иду­щие по­ут­ру на за­вод; по­ро­хо­вой дым над ок­ро­вав­лен­ны­ми по­ля­ми сра­же­ний; вет­хие, кое-как сле­п­лен­ные ла­чу­ги, мно­жа­щие­ся до са­мо­го го­ри­зон­та...

- Не в си­лах че­ло­век от­бро­сить зве­ри­ные чув­ст­ва, на­ве­ки ос­та­нет­ся он ра­бом эмо­ций - в них смысл и его Жизнь. Жи­вот­ное, зверь, во­зом­нив­ший се­бя со­вер­шен­ным! Ха-ха-ха...

Ее хищ­ный смех стер­вят­ни­ка ре­за­нул ухо.

- Ни­ко­гда, ни­ко­гда, слы­шишь, не при­бли­зить­ся вам к сво­ему идеа­лу, не по­знать Ис­ти­ну до кон­ца, ибо бо­же­ст­вен­ное в че­ло­ве­ке сплав­ле­но со зве­ри­ным, вы - бо­же­ст­во в об­ли­ке ал­чу­ще­го зве­ря, и по­это­му про­иг­рыш очер­чен за­ра­нее, и вы в мо­их ру­ках.

- Как же, это мы еще по­гля­дим! - вос­клик­нул я, взмах­нув по­да­рен­ным мне хлы­стом.

Рас­пу­щен­ный его ко­нец скак­нул по пли­там по­ла со звон­ким ве­се­лым щелч­ком.

-... про­иг­рыш очер­чен за­ра­нее, - пе­ре­драз­нил я ее.

- Стой, - ис­пуг ис­ка­зил ее ли­цо, - ты не мо­жешь ме­ня... Не для то­го те­бе по­да­рен кнут...

- А для че­го? Жи­во, ко мне, на ко­ле­ни! - при­крик­нул я на нее.

- Для са­мо­би­че­ва­ния, - под­ви­га­ясь ко мне, ска­за­ла Судь­ба.

- Вот еще!

- Мо­ло­дец, - шеп­нул мух, - хва­тай ее и не вы­пус­кай из рук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное