Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

- Бла­го­да­ри­те судь­бу, толь­ко она со­хра­ни­ла вам жизнь, - го­лос ка­зал­ся мне про­стран­ст­вом, он на­пол­нял все, он был всем, что ме­ня ок­ру­жа­ло. Сна­ча­ла смысл слов был мне не­по­ня­тен, я вслу­ши­вал­ся в ин­то­на­цию, ста­ра­ясь в ней най­ти от­вет, уз­нать, бла­го­прия­тен он для ме­ня или нет. Го­лос был и спо­кой­но-рав­но­душ­ным, и со­чув­ст­вую­щим од­но­вре­мен­но, то есть по сво­ей ок­ра­ске он был без­у­ча­ст­но мо­но­тон­ным, но на­стой­чи­вость, с ко­то­рой он пы­тал­ся до­не­сти мне ус­коль­заю­щий от ме­ня смысл, бы­ла дру­же­люб­ной.

На­ко­нец я уло­вил: "Судь­ба", и мне вспом­ни­лась пре­крас­ная жен­щи­на, пре­крас­ная, по­ка она бы­ла не­движ­на и по­хо­жа на кар­тин­ку, на от­крыт­ку, на при­ман­ку, что вы­став­ля­ют в сво­их ларь­ках лов­цы кар­ман­ных де­нег, но стои­ло ей за­го­во­рить, за­дви­гать­ся, блес­нуть гла­за­ми, и вол­ны от­вра­ти­тель­но­го за­став­ля­ли вас мгно­вен­но от­вер­нуть­ся, от­сту­пить, бе­жать. Го­лос ее звал об­рат­но, он ма­нил, обе­щал, льсти­вый, ко­ша­чий, ок­руг­лый, но вся­кий миг го­то­вый со­рвать­ся на прон­зи­тель­ный раз­дра­жен­ный крик.

- Бла­го­да­ри­те судь­бу, что жи­вы, - те­перь я по­нял смысл и хо­тел воз­ра­зить не­ви­ди­мо­му го­ло­су, вмиг сжав­ше­му­ся от не­объ­ят­ных бес­пре­дель­ных объ­е­мов до про­сто­го че­ло­ве­че­ско­го раз­ме­ра, я хо­тел ска­зать, что жив не бла­го­да­ря, а во­пре­ки ее же­ла­нию, и мне да­же по­ка­за­лось, что я это ска­зал, как тут же чер­ная про­пасть за­бы­тья сно­ва сомк­ну­лась на­до мной.

Оч­нул­ся я с ту­пой ною­щей бо­лью в те­ме­ни, ощу­ще­ни­ем ост­ро­го хо­ло­да в спи­не и пус­то­ты в за­тек­шей ле­вой ру­ке. Я ле­жал на сы­ром ка­мен­ном по­лу, на­вер­ное, в под­зе­ме­лье, свет ед­ва-ед­ва про­би­вал­ся от­ку­да-то из-под по­тол­ка.

Кто-то за­каш­лял око­ло ме­ня, я рез­ко по­вер­нул го­ло­ву, от­че­го боль ту­по уда­ри­ла в за­ты­лок, и сно­ва по­тем­не­ло в гла­зах.

- Не вол­нуй­тесь, не­зна­ко­мец. Ваш то­ва­рищ по это­му скром­но­му оби­та­ли­щу не при­чи­нит вам зла.

Око­ло ме­ня си­дел ста­рик. Су­хой, жи­ли­стый, вы­со­кий, с глу­бо­ко за­пав­ши­ми в глаз­ни­цы оча­ми, се­до­бо­ро­дый, с вскло­ко­чен­ны­ми се­ды­ми во­ло­са­ми. Ру­ба­ха, по­хо­жая на ру­би­ще, ви­се­ла на нем, нис­па­дая ров­ны­ми склад­ка­ми, по­то­му что си­дел он стро­го вер­ти­каль­но, как вби­тый в зем­лю кол, по-вос­точ­но­му по­доб­рав под се­бя но­ги, боль­ше по­хо­жие на но­ги му­мии, не­же­ли жи­во­го че­ло­ве­ка.

Я его сра­зу уз­нал, хоть пе­ре­ме­на, про­изо­шед­шая с ним с мо­мен­та той, пер­вой на­шей не­ждан­ной встре­чи у ко­ст­ра, бы­ла ра­зи­тель­на. Пед­ро, Чер­но­книж­ник, бе­жав­ший из мо­на­сты­ря в по­ис­ках "Кни­ги Су­деб", ти­хий и не­при­мет­ный, но со стра­ст­ной, пла­мен­ной ду­шой, об­ра­щен­ной, во­пре­ки про­зви­щу, не к диа­во­лу, а к бо­гу. Та­ким его соз­дал Чер­ный Ры­царь. Та­кой бы­ла Его роль.

- А я вас, ка­жет­ся, знаю. Чер­но­книж­ник?

- Тс-с-с. Ес­ли вас ус­лы­шат... хо­тя моя участь и так пред­ре­ше­на. Кос­тер или ви­се­ли­ца. Но мне да­же это те­перь без­раз­лич­но. Но пыт­ки... Не знаю, как вы от­кры­ли то, что не­ве­до­мо здесь ни­ко­му, но и про вас я мо­гу кое-что ска­зать. Вы - не­здеш­ний, вы­со­ко­го про­ис­хо­ж­де­ния, хо­ро­шо об­ра­зо­ва­ны, и мне не уди­ви­тель­но то, что вы да­же знае­те мое про­зви­ще. Я слы­шал, вы су­ме­ли про­брать­ся в дом Марк­гра­фа и да­же дер­жа­ли в ру­ках Кни­гу... Я, втай­не от всех, мно­го лет меч­тал хоть при­кос­нуть­ся к это­му Ве­ли­ко­му Та­лис­ма­ну. Вам это уда­лось, но, вид­но, в не­до­б­рый час. Про ме­ня вы не про­чли там? Впро­чем, все за­гад­ки мо­ей судь­бы яс­ны как на ла­до­ни. По­след­няя от­кры­лась час на­зад, и те­перь до­пи­сать кни­гу мо­ей жиз­ни я смог бы и сам. Что вам от­кры­лось в хит­ро­спле­те­ни­ях дней?

- Я лишь ви­дел от­вет, но еще не по­нял его.

- За­ме­ча­тель­но! Как ска­за­но: "ви­дел, но еще не по­нял"! В этом и моя жизнь, я мно­гое ви­дел и мно­гое по­нял из то­го, что ви­дел, но что­бы по­нять ос­таль­ное, мне уже не хва­тит от­пу­щен­но­го вре­ме­ни. Я на­де­юсь, ва­ша звез­да еще не за­ка­ти­лась? Эти под­ва­лы, по­верь­те мне, еще не вол­ны Стик­са. Вы ведь дер­жа­ли в ру­ках Кни­гу... Да?

- Я ус­пел про­честь толь­ко три стра­ни­цы...

- Три стра­ни­цы! - бла­го­го­вей­но вос­клик­нул ста­рик. - Три стра­ни­цы! Три стра­ни­цы! - по­вто­рил он не­сколь­ко раз, слов­но бы на­сла­ж­да­ясь эти­ми сло­ва­ми. - Тот, кто чи­тал Кни­гу Жиз­ни, вла­ст­ву­ет, - убе­ж­ден­но ска­зал ста­рик, и в его го­ло­се был бла­го­го­вей­ный тре­пет.

- А здесь вла­ст­ву­ет Марк­граф, - про­дол­жил я его мысль.

- Нет, - от­мах­нул­ся Чер­но­книж­ник, - Марк­граф толь­ко вла­де­ет Кни­гой, вла­де­ет он и людь­ми, но сам он вас­сал Судь­бы, и она вла­де­ет и им, и Кни­гой... ох-х-х. Судь­ба ку­пи­ла Марк­гра­фа с по­тро­ха­ми, по­ло­жив ему сча­ст­ли­вую до­лю.

- А Кни­га Су­деб...

- Ш-ш-ш, - за­ши­кал на ме­ня ста­рик. - Не про­из­но­си здесь та­ких слов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное