Потаенные ландшафты разума

Он сно­ва ис­пу­гал­ся так, что вздрог­нул и тут же рас­сме­ял­ся. Под­лец. Ис­пу­гал­ся то­го, что мо­жет сам се­бя вы­дать. Вер­нее, его мо­жет вы­дать этот сла­бо­силь­ный при­зрак без­воз­врат­но ушед­ших лет, то, чем он был еще три го­да на­зад и от ко­го ос­та­лись толь­ко ста­рый хлам - ник­чем­ные, ни на что не год­ные мыс­лиш­ки, ко­то­ры­ми мож­но толь­ко раз­ве что со­блаз­нить на­ив­ную де­вуш­ку. Без­дель­ник, ес­ли бы он, вме­сто то­го, что­бы за­ни­мать­ся бес­плод­ной фи­ло­со­фи­ей, вы­учил­ся бы со­чи­нять ку­пле­ты, или фех­то­вать, или во­ро­вать, то нын­че не при­шлось бы про­си­жи­вать ден­но и нощ­но за пе­ре­пи­сы­ва­ни­ем де­ло­вых бу­маг".

Я ос­та­но­вил­ся.

Вдруг кто-то схва­тил ме­ня сза­ди, сжал в мерт­вых объ­я­ти­ях. Я по­пы­тал­ся бо­роть­ся, но без­ус­пеш­но, да­же не до кон­ца пре­кра­тив­шее­ся дей­ст­вие элик­си­ра си­лы не по­мо­га­ло. Марк­граф, все так же не про­из­но­ся ни сло­ва, по­та­щил ме­ня прочь из биб­лио­те­ки. Толь­ко его силь­ное на­туж­ное ды­ха­ние на­ру­ша­ло ти­ши­ну. Вдруг он за­чем-то по­вер­нул­ся, вбли­зи от ме­ня ока­за­лись ря­ды шка­фов, и, со­брав­шись с си­лой, я уда­рил но­га­ми в это рез­ное де­ре­вян­ное кру­же­во. Ви­ди­мо, Марк­граф не ожи­дал та­ко­го по­во­ро­та со­бы­тий. Он рух­нул на пол, хват­ка его на мгно­ве­ние ос­лаб­ла, я вы­рвал­ся и, пе­ре­вер­нув­шись на чет­ве­рень­ки, от­толк­нул его груз­ное те­ло но­га­ми, вско­чил и мет­нул­ся к от­кры­той две­ри. В ко­ри­до­ре я не бро­сил­ся бе­жать сло­мя го­ло­ву, а за­та­ил­ся за две­рью и, ус­лы­шав тя­же­лую по­ступь мое­го пре­сле­до­ва­те­ля, со всей си­лой за­хлоп­нул тя­же­лую дверь биб­лио­те­ки. Бы­ло слыш­но, как мас­сив­ная дверь и мас­сив­ный Марк­граф встре­ти­лись, при­чем дверь толь­ко за­гу­де­ла, а Марк­граф взре­вел от не­ожи­дан­ной бо­ли и от зло­бы.

 Не те­ряя дра­го­цен­но­го вре­ме­ни, я пус­тил­ся нау­тек, ссы­пал­ся вниз по вин­то­вой ле­ст­ни­це, ужом про­скольз­нул ме­ж­ду ка­ких-то лю­дей, вле­тел в за­лу, раз­ук­ра­шен­ную све­том, лью­щим­ся сквозь вит­ра­жи, и, уви­дев спа­си­тель­ную дверь, мет­нул­ся к ней. Сза­ди уже гро­хо­та­ла по­го­ня.

Я, на­ко­нец, вы­ско­чил на­ру­жу и, за­ды­ха­ясь, при­ва­лил­ся к две­ри, вы­вед­шей ме­ня на во­лю, всем те­лом вго­няя ее на ме­сто. Вы­тер ру­ка­вом струя­щий­ся по ли­цу пот, ко­то­рый ел гла­за, ме­шал ос­мот­реть­ся. Сто­ял день. Лю­ди во­круг спо­кой­но за­ни­ма­лись свои­ми обы­ден­ны­ми де­ла­ми: два ка­ва­ле­ра шли, о чем-то ти­хо бе­се­дуя, бо­га­то оде­тый ста­рик, гор­до вы­ста­вив впе­ред се­дую бо­ро­ду, вы­ша­ги­вал во гла­ве не­боль­шой сви­ты из двух слуг, бо­га­то оде­той жен­щи­ны и трех гос­под по­бед­нее, про­ехал лат­ник, ле­ни­во и, как вид­но, по при­выч­ке пе­ре­ру­ги­ва­ясь со сво­им ору­же­нос­цем, тол­стая прач­ка та­щи­ла две кор­зи­ны бе­лья, а ря­дом с ней, дер­жась за по­дол крас­ной ее юб­ки, бе­жал ма­лень­кий маль­чик, един­ст­вен­ный, кто об­ра­тил на ме­ня вни­ма­ние, да и то на се­кун­ду.

Я с на­пря­жен­но-без­раз­лич­ным ви­дом от­де­лил­ся от сте­ны и бы­ст­ро по­шел впра­во, ста­ра­ясь не при­вле­кать ничь­е­го вни­ма­ния. Ули­ца бы­ла уз­кая, мо­ще­ная кам­нем, вы­со­кие трех-че­ты­рех­этаж­ные до­ма на­вис­ли над пе­ше­хо­да­ми, сво­дя на нет и без то­го уз­кую по­лос­ку не­ба.

Сза­ди, на­рас­тая, по­слы­шал­ся пе­ре­стук ко­пыт, я сде­лал еще не­сколь­ко бы­ст­рых ша­гов, не вы­дер­жал и ки­нул­ся нау­тек. Про­хо­жие, все как один, ос­та­но­ви­лись, гла­зея на ме­ня и мо­их пре­сле­до­ва­те­лей, и по на­прав­ле­нию их взгля­дов я ви­дел, как бы­ст­ро и не­умо­ли­мо при­бли­жа­ет­ся по­го­ня, еще я ис­кал гла­за­ми от­кры­тую дверь, или не­вы­со­кий за­бор, или... все обор­ва­лось сра­зу, слов­но в ки­но­про­ек­то­ре лоп­ну­ла плен­ка: на мгно­ве­ние был ви­ден толь­ко бе­лый эк­ран, но ки­но­ме­ха­ник по­спе­шил вы­клю­чить свет, и все по­гру­зи­лось в тем­но­ту.

Гла­ва VII

Пси­хо­лог Ро­ман Ро­дио­но­вич Рас­пу­тин гор­дил­ся сво­ей лов­ко­стью, сво­им зна­ни­ем лю­дей, уме­ни­ем жить. Со­вер­шен­ст­во­ва­нию это­го са­мо­го уме­ния он, как ни­как, по­свя­тил всю свою жизнь.

"Стран­ное, чер­тов­ски стран­ное чув­ст­во, не­у­же­ли еще есть для ме­ня "страш­ные" си­туа­ции, же­ст­ко де­тер­ми­ни­ро­ван­ные, не­из­беж­ные? - мыс­ли, вер­нее, их стиль был при­выч­но-раз­ме­рен, лишь лег­кий от­те­нок но­виз­ны, не­кая жел­тая пе­ле­на, так ему по­ка­за­лось, поя­ви­лась на­ле­том на его мыс­лях. - Я сам ис­кал этой встре­чи, и я ее бо­юсь, - па­ра­док­саль­ная си­туа­ция. Не знаю, для ко­го как, а для ме­ня - па­ра­докс".

Ро­ман Ро­дио­но­вич не­мно­го кри­вил ду­шой и знал это. Про­сто он лю­бил по­кра­со­вать­ся пе­ред са­мим со­бой и сей­час бра­ви­ро­вал сво­им наи­гран­ным удив­ле­ни­ем пе­ред соб­ст­вен­ным сму­ще­ни­ем, ста­ра­ясь по­да­вить лег­кий прив­кус стра­ха, за­висть и не­при­язнь к че­ло­ве­ку, яв­но пре­вос­хо­див­ше­му его свои­ми по­зна­ния­ми, и не в ка­кой-то от­вле­чен­ной для Ро­ма­на Ро­дио­но­ви­ча об­лас­ти, а в той, ко­то­рую он счи­тал сво­ею.