Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

И слов­но под­твер­ждая его речь, что-то за­скре­же­та­ло, в от­крыв­шее­ся ма­лень­кое за­ре­ше­чен­ное окош­ко, про­ре­зан­ное в две­ри, за­гля­ну­ло чье-то лю­бо­пыт­ное ли­цо, се­рое и плос­кое в по­лу­мра­ке, и окош­ко с виз­гом и скре­же­том сно­ва за­тво­ри­лось.

- Ес­ли бо­роть­ся с Ней, луч­ше­го ору­жия, чем Кни­га, на­вер­ное, нет? - спро­сил я.

- По­жа­луй, - со­гла­сил­ся Чер­но­книж­ник, не­мно­го по­раз­мыс­лив, - хо­тя оно обою­до­ост­рое. Есть и дру­гие спо­со­бы, и дру­гое ору­жие. Но да­вай по­мол­чим. Мне в го­ло­ву при­шла хо­ро­шая мысль...

Он за­мол­чал, гля­дя ос­та­но­вив­шим­ся взгля­дом в од­ну точ­ку. Так про­дол­жа­лось не­сколь­ко то­ми­тель­ных ми­нут. Но вдруг он сно­ва за­го­во­рил:

- Я дав­но под­би­ра­юсь к Кни­ге... Еще в мо­на­сты­ре, ед­ва уз­нав о ее су­ще­ст­во­ва­нии, я уже мыс­лен­но дер­жал ее в ру­ках. Да... Я уже не­сколь­ко лет жи­ву в этом го­ро­де... Я был ос­то­ро­жен, но Марк­граф все-та­ки про­ню­хал что-то. Смерть это­го маль­чи­ка, ко­неч­но, пред­лог, и до не­го уми­ра­ли боль­ные, на все во­ля бо­жья... И Кни­га, вид­но, не все­силь­на. Не зна­ют же они, кто я... Не нуж­но бы­ло бы им ис­кать та­кой пред­лог.

Он го­во­рил все ти­ше и ти­ше, и я уже не мог ра­зо­брать слов, а он все го­во­рил, го­во­рил...

На­ко­нец, он за­мол­чал, под­нял го­ло­ву и ос­мыс­лен­но по­смот­рел на ме­ня. От его взгля­да му­раш­ки по­бе­жа­ли по ко­же, и мне вдруг в го­ло­ву при­шла мысль, от ко­то­рой я за­был и о бо­ли, и о воз­мож­ной рас­пра­ве.

- По­слу­шай, ста­рик, о чем я по­ду­мал. Ес­ли я бо­рюсь с Судь­бой, то я, зна­чит, при­нял ее пра­ви­ла. А при­няв эти пра­ви­ла иг­ры, я уже про­иг­рал, ведь ко­зы­ри-то все­гда в Ее ру­ках...

Мы смот­ре­ли друг дру­гу в гла­за, и я ви­дел, как эта мысль бу­к­валь­но вхо­ди­ла в не­го. Еще бы, это ведь зна­чи­ло, что уже пер­вый его шаг был ша­гом к безд­не.

- Усерд­но мо­лись, сын мой, и ес­ли да­же не су­ж­де­но те­бе про­ти­во­сто­ять Судь­бе, то бес­смерт­ную ду­шу ты со­хра­нишь для До­б­ра. То­му ли, кто по­знал муд­рость, скор­беть о брен­ном те­ле сво­ем?

- Бог... Есть ли он? И ма­лой то­ли­ки мо­гу­ще­ст­ва, при­пи­сы­вае­мо­го ему, хва­ти­ло бы, чтоб унич­то­жить лю­дей во­все или об­ла­го­де­тель­ст­во­вать их.

- Ты про­из­но­сишь ко­щун­ст­вен­ные, ере­ти­че­ские ре­чи...

- По­стой. Не­у­же­ли мож­но все­рь­ез ве­рить в то, что Ве­ли­ко­му и Все­мо­гу­ще­му есть де­ло до ка­ж­до­го из нас, и что он бу­дет вы­слу­ши­вать все на­ши су­ет­ные мо­лит­вы? Он су­ще­ст­ву­ет толь­ко в ва­шем су­ме­реч­ном соз­на­нии, ко­то­ро­му хо­чет­ся, чтоб во­круг не­го пел и пля­сал весь мир, ну, а ко­ли не так, то чтоб все не­взго­ды об­ру­ши­лись на не­го. Все, что угод­но, лишь бы ос­тать­ся в цен­тре.

- В цен­тре че­го? - по­ра­жен­но спро­сил ста­рик.

- В цен­тре ми­ра. И не мир со­дер­жит в се­бе бо­га, а ты сам. Не не­ле­пость ли му­чить Ему сво­их де­тей ру­ка­ми дья­во­ла и за са­мые ни­чтож­ные про­ступ­ки об­ре­кать их на веч­ные му­ки?

- Не­сча­стья пом­ра­чи­ли твой ра­зум. По­слу­шай же:

 Бог со­тво­рил Зем­лю, но дья­вол - князь ми­ра се­го; на Зем­ле дья­вол силь­нее Бо­га, но имен­но по­то­му бла­го­род­ный ры­царь и мо­нах-под­виж­ник долж­ны встать на за­щи­ту сла­бо­го и бо­роть­ся с силь­ным вра­гом до по­след­ней ка­п­ли кро­ви. Ведь не в си­ле Бог, а в прав­де, и тво­ре­ние его - Зем­ля - пре­крас­на; а Зло при­хо­дит из­вне, от врат Ада, и са­мое про­стое и дос­той­ное - за­гнать его об­рат­но. А что не Бог со­тво­рил дья­во­ла - яс­но и без до­ка­за­тельств. Пред­по­ла­гать та­кое - про­сто ко­щун­ст­во.

"Спра­вед­ли­вые и силь­ные сло­ва, - ду­мал я, за­сы­пая. - Ра­дуй­ся, книж­ник, осе­лок на доб­ро най­ден и да­же боль­ший, ведь он же и осе­лок на ра­зум. Толь­ко вот ни­кто не спе­шит ис­поль­зо­вать его..."



Гла­ва IX


Чер­ная безд­на раз­верз­лась над ма­лень­ким ми­ром, по­гру­жен­ным в этот час в тре­вож­ный сон. Спо­кой­ным сном не спа­ли да­же ма­лень­кие де­ти: страх и го­лод, ко­вар­ст­во, из­вра­щен­ность и зло­ба, ца­рив­шие в ми­ре взрос­лых, от­бра­сы­ва­ли тень и на их не­смыш­ле­ные, от­кры­тые до­б­ру и злу ли­ца, и они, ис­пу­ган­ные ноч­ны­ми при­зра­ка­ми, про­сы­па­лись од­ни с ис­тош­ным во­ем, дру­гие с без­мол­ви­ем ужа­са.

Ущерб­ная лу­на плы­ла, про­ре­зая гря­ды бы­ст­ро струя­щих­ся об­ла­ков, ка­за­лось, что это не об­ла­ка, а пе­сок Вре­ме­ни, струя­щий­ся меж его паль­цев.

Толь­ко два че­ло­ве­ка бодр­ст­во­ва­ли в этом ми­ре ноч­ных кош­ма­ров.

Толь­ко их ве­ли­кие вла­де­ния, не­ох­ват­ные и бес­край­ние, за­став­ля­ли их и но­чью ду­мать с тай­ным тре­пе­том: "не упус­тил ли я че­го-ни­будь из ви­ду". Ибо ска­за­но ве­ли­ким муд­ре­цом: "Дей­ст­во­вать на­до там, где еще ни­че­го нет. На­во­дить по­ря­док на­до то­гда, ко­гда еще нет сму­ты".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное