Читаем Потаенные ландшафты разума полностью

- Бо­ишь­ся упасть? Ну, да­вай но­гу, я те­бя под­дер­жу.

Вско­ре мы си­де­ли пле­чом к пле­чу, вме­сте жа­ри­ли мя­со и ели, об­жи­га­ясь и на­сла­ж­да­ясь.

Вбли­зи ди­карь вы­гля­дел не та­ким уж ста­рым, как по­ка­за­лось мне на пер­вый взгляд. Его су­хое, мус­ку­ли­стое, жи­ли­стое те­ло, ка­за­лось, не име­ло воз­рас­та, а жид­кая бо­ро­да и кос­мы во­лос ста­ри­ли его мо­ло­дое ли­цо толь­ко при взгля­де из­да­ле­ка. На вид ему бы­ло лет три­дцать пять, но, на­вер­ня­ка, мо­ему не­ждан­но­му то­ва­ри­щу бы­ло боль­ше, за со­рок, а то и все пять­де­сят.

Я ел, смот­рел на огонь, на озе­ро, ко­то­рое ока­за­лось со­всем ря­дом, на зе­ле­ное уб­ран­ст­во ле­са, на об­ла­ка, и мне бы­ло так хо­ро­шо, как ни­ко­гда рань­ше. Я чув­ст­во­вал, что со­вер­шен­но здо­ров, а сла­бость... она ухо­ди­ла от ме­ня с ка­ж­дым съе­ден­ным ку­соч­ком мя­са все даль­ше и даль­ше в про­шлое.

- Хо­ро­шо жить. Прав­да, Маэ­ст­ро?

- Хо­ро­шо, - со­гла­сил­ся я.

Те­перь, ра­зом, я по­нял, кто си­дит под­ле ме­ня, кто уго­ща­ет ме­ня мя­сом, чье это озе­ро, этот лес, эти вол­ки, этот дуб...

- Ты был слаб, слом­лен ду­хом и ис­то­щен ра­зу­мом. Ты ски­тал­ся, ища опо­ру и не на­хо­дя ее. В те­бе слиш­ком мно­го от че­ло­ве­ка и ма­ло от зве­ря. Ты ус­тал жить, ус­тал, но как че­ло­век. Зверь же все­гда хо­чет жить и ни­ко­гда сам, доб­ро­воль­но, не ус­ту­пит смер­ти.

И я ска­зал се­бе - пусть он возь­мет луч­шее от зве­ря - жа­ж­ду жиз­ни, упо­до­бит­ся ему и вос­крес­нет, но вос­крес­нет не как зверь, а как че­ло­век.

Ты за­но­во ро­дил­ся. Те­перь ты дол­жен сам по­стро­ить свою лич­ность и свое те­ло.

- Ле­ген­дар­ное озе­ро транс­фор­ма­ции... - мед­лен­но про­из­нес я и, под­няв го­ло­ву, но­вы­ми гла­за­ми по­смот­рел на тре­пе­щу­щую не­вда­ле­ке во­ду.

- Да, но это толь­ко те­ло. Глав­ное - ду­ша.

Ко­гда-то я вме­нил се­бе в за­слу­гу то, что на­шел дверь в по­тай­ные об­лас­ти на­ше­го соз­на­ния. Я ку­пал­ся в сво­ем ве­ли­чии, ми­ры воз­ни­ка­ли и рас­сеи­ва­лись при од­ном мо­ем сло­ве, они бы­ли при­хот­ли­вы, как узор на крыль­ях ба­боч­ки, изящ­ны и не­дол­го­веч­ны, как кар­точ­ные до­ми­ки, они бы­ли пре­крас­ны...

Я по­шел даль­ше и соз­дал ми­ры с ины­ми за­ко­на­ми, я по­знал жизнь мно­гих су­ществ и да­же пред­ме­тов, вле­зая в их "шку­ру", на­ко­нец, я вы­рвал­ся из пет­ли сам, без по­сто­рон­ней по­мо­щи, не зная, что она та­кое...

Я на­пи­сал "Гло­ба­ли­стик", ука­зал на­прав­ле­ние и пре­дос­те­рег от оши­бок, пред­ви­дел, в си­лу сво­их спо­соб­но­стей, бу­ду­щее и ука­зал це­ли и ори­ен­ти­ры... Мне ка­за­лось, что ни до­ба­вить, ни уда­лить из мое­го тру­да ни­че­го нель­зя. Чер­та с два!

Он не­ожи­дан­но за­сме­ял­ся, и это был ве­се­лый смех.

- Слу­шай, я дав­но уже здесь и все вре­мя по­свя­щаю раз­мыш­ле­ни­ям. Не счи­тая то­го, ра­зу­ме­ет­ся, ко­гда при­хо­дит­ся при­ни­мать не­ждан­ных гос­тей.

- Но ведь озе­ро Транс­фор­ма­ций не ви­дел ни­кто? Ни­кто... кро­ме вас, учи­тель!

Экс-Со-Кат смор­щил ли­цо в не­до­воль­ной ми­не.

- Учи­тель... ку­да ни шло, но Вас... Я еще не на­столь­ко стар. Лад­но. Что же до то­го, буд­то ни­кто не ви­дел - дуд­ки. Вся­кий ме­сяц кто-ни­будь да сва­лит­ся на мою го­ло­ву. Ни­кто, прав­да, не до­жи­да­ет­ся Вре­ме­ни Пре­вра­ще­ний, но, все рав­но, озе­ро - луч­ший путь на­зад.

- Озе­ро или ты, учи­тель?

- Это поч­ти од­но и то же. Ты ме­ня от­влек. Так слу­шай даль­ше. Раз­мыш­ляя, я вдруг по­нял по­ра­зи­тель­ную вещь. Ока­зы­ва­ет­ся, глав­ная про­бле­ма на пу­ти к со­вер­шен­ст­ву - про­бле­ма са­мо­го пу­ти, и борь­ба со злом внут­ри се­бя - путь не крат­чай­ший, труд­ный и, ты толь­ко не то­ро­пись, лож­ный.

Мне по­ка­за­лось, что я ос­лы­шал­ся, но Экс-Со-Кат жес­том по­ве­ле­вал мне мол­чать.

- Я знаю, се­го­дня вы уже вплот­ную по­до­шли к это­му барь­е­ру, и ско­ро са­ма жизнь, сам ход со­бы­тий сло­ма­ют его. Все ва­ши ере­ти­ки, груп­па Фа­ки­ра, да и дру­гие, все, кто по­гиб или по­ка­ле­чен, все лишь сол­да­ты в бою за но­вые воз­мож­но­сти, и мне, их ге­не­ра­лу, по­верь, нис­коль­ко не лег­че от соз­на­ния то­го, что жерт­вы не­из­беж­ны.

- Бой... Жерт­вы?..

- Да. Я на­ло­жил за­пре­ты, зная, что их бу­дут на­ру­шать, ведь я ог­ра­ни­чил вас пре­сны­ми ми­ра­ми без борь­бы. Но то­гда эта ди­лем­ма ка­за­лась мне не­раз­ре­ши­мой. За безо­пас­ность чем-то на­до бы­ло рас­пла­чи­вать­ся. Те­перь же я знаю, что воз­мож­но дви­же­ние и без на­клон­ной плос­ко­сти "доб­ро-зло", что са­мо по­ня­тие "зла" лож­ная и вред­ная ак­сио­ма, об­ман­чи­вая оче­вид­ность, по­ро­ж­даю­щая ло­ги­че­ский по­роч­ный круг. По­слу­шай, я сфор­му­ли­ро­вал но­вый по­сту­лат:


"Там, где есть на­ча­ло и ко­нец, там есть доб­ро и зло.

Там, где есть доб­ро и зло, там есть на­ча­ло и ко­нец.

Но на­ча­ло и ко­нец есть толь­ко у еди­нич­но­го,

 а у все­об­ще­го нет ни на­ча­ла, ни кон­ца.

По­это­му еди­нич­ное об­ре­че­но,

а все­об­щее - бес­смерт­но,

по­это­му трас­сер-дао, как путь че­рез еди­нич­ное

ко все­об­ще­му, от слу­чай­но­го к за­ко­но­мер­но­му,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Пестрые письма
Пестрые письма

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В шестнадцатый том (книга первая) вошли сказки и цикл "Пестрые письма".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное
Письма о провинции
Письма о провинции

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В седьмой том вошли произведения под общим названием: "Признаки времени", "Письма о провинции", "Для детей", "Сатира из "Искры"", "Итоги".

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Публицистика / Проза / Русская классическая проза / Документальное