Потаённые страницы истории западной философии

Поэтому Аристотель, приводя свои примеры сущности («человек, лошадь»), имеет в виду не вещи сами по себе, а вещи в совокупности «сказанного» о них в многочисленных рассказах, объединенных словами («человек», «лошадь»). Вещь-под-именем не то же самое, что вещь без имени в отсутствие рассказов о ней. На эту тему есть известный анекдот. Ребёнку в целях воспитания сказали, что нет такого слова «ж-па». Ребёнок возразил: «Странно, ж-па есть, а слова нету». Вещь, зафиксированная рассказами, уже названа, даже если имеются какие проблемы с именем. Аристотель называет человека сущностью – с учетом наличия рассказов о нем. Человек, лошадь – сущности, но видимые не глазами, а умопостигаемо, через рассказы о них. Возможно, например, что некто никогда не видел лошади, но знает о ней по картинам и рассказам; увидев неизвестное животное, он определит для себя: в сущности, это лошадь. А кто не знает рассказов (историй), тот не знает сущности, даже имея вещь перед глазами и зная её название. Аристотель в любом своем «метафизическом» исследовании обращается к рассказам о том, что его интересует, и отнюдь не из интереса к доксографии или диалогам.

Аристотель выстраивает категорию «сущность» путём объединения слова и вещи. Двойственность категории «сущность» в том, что слово (имя вещи) раскрывается через вещь в её истории, а вещь раскрывается через слово (имя вещи) в контексте рассказов о ней, «утверждений и отрицаний», то есть «сказанного». История вещей представлена рассказами разных наблюдателей, путешественников, практиков, людей науки. Собственно, наука – это слова, которые понимаются через вещи. В быту слова по большей части понимаются не через вещи, а по контексту, по жестам, по их интенции, по понуждению к действию. Например, сделан упрёк «время идёт»: но что идёт, чем идёт? В быту слова иногда полезно не слышать в буквальном смысле, особенно слова экспрессивной фразеологии. Аристотель категорией «сущность» объединяет слово с его реальным референтом, «вещью», уводя от пустой болтовни или ругани.

Слово и вещь в категории «сущность» отзеркаливают друг друга: чтобы понять по-настоящему слово (имя вещи), надо знать рассказы о вещи в проявлениях её «натуры», а чтобы понять вещь, надо знать её имя в совокупности рассказов о ней. Двойственность сущности посредством соотношения слово-вещь в истории философии привела к термину «спекулятивность» (от лат. specularium – зеркало). Г. Гегель не называл свой метод философствования «диалектическим», а называл «спекулятивным»: не из симпатии к средневековой терминологии, а благодаря эмпатии в аристотелевские тексты.

Что касается других категорий, то первый вопрос возникает относительно их названий: где, когда, сколько, какое. Почему бы не назвать их «по-нормальному»: место, время, количество, качество? – Э. Целлер так и делает [Целлер, 1996, с. 165]. Но делать так не надо, потому что «где», это не «место». Например, на вопрос «где я провёл лето?» ответом будет «в деревне». Деревня в этом ответе не «место»: адрес этой деревни в ответе даже не предполагается. Деревня для горожанина, можно сказать, утопия: с лугами, палисадниками, стадами коров, с парным молоком, рыбалкой. У Аристотеля категория «где» означает определенную группу рассказов. Аналогичным образом категория «когда»: речь не о календаре. Время подпадает под категорию «когда», но эта категория временем не исчерпывается. Например, «всякую работу надо исполнять в срок». У этого «срока» нет часов. В русском языке слово «время» появилось сравнительно недавно (после знакомства с механическими часами); обходились такими словами как «черёд», «срок», «пора». Например, «пора вставать»: какая разница, сколько на часах времени?

Категории у Аристотеля не предполагают уточнения, локализации: они не понятия. Скорее, это тренды обстоятельств, иероглифы. Само греческое слово κατηγορια имеет юридический смысл выяснения обстоятельств в целях осуждения, обвинения. Судебный процесс рано или поздно сжимается до выяснения обстоятельств в рамках определённой категории (где, когда, в каком положении, чего лишились), напряжение растёт. Не случайно стоики заменили термин κατηγορια на термин τονος – тонус, а римские стоики перевели τονος как intentia – «направленность на – ».