Спэрроу и его друзья были эрудитами и гордились этим. Тем не менее, несмотря на их ум, их отличительной особенностью была тактичность. Сложные научные объяснения были запрещены. Когда их просили что-либо объяснить, они прибегали к жестам или фразам, лаконичным, как хайку. Однажды леди Пенелопа Бетчеман, жена известного поэта сэра Джона Бетчемана, присоединилась на ужин. Она описывала свое путешествие в Непал, когда кто-то спросил, что она имела в виду под «тибетской прострацией». Пенелопа, женщина шестидесяти лет с чувством собственного достоинства, встала из-за стола и кинулась на пол, чтобы продемонстрировать это явление. Еще одной подругой Спэрроуа была Энн Флеминг, вдова создателя «Агента 007» Яна Флеминга. Она просыпалась около часу после полудня и спускалась в розовой ночной сорочке, чтобы пройтись с нами по лужайке, окруженной розами. Размахивая своим мундштуком из слоновой кости, она рассказывала нам истории о своем друге, Ивлине Во, у которого были проблемы со слухом, и он носил слуховую трубку. Однажды на званом ужине, посреди диалога с Энн, Ивлин начал притворяться, что он ее не слышит. Энн потянулась к нему, вставила свой мундштук в его слуховую трубку и громко им постучала. Это привлекло его внимание.
Энн Флеминг в своей розовой ночной сорочке и мундштуком из слоновой кости, лужайка, сияющая на полуденном солнце, глаза Джона Спэрроу, когда он смеялся, – все это было миром изысканной бездеятельности. В то время у меня не было четкого понимания концепции «интеллектуалов», хотя через Спэрроу я уже погрузился в этот мир. Это были люди, чьи жизни были посвящены искусству и образованию, но которые могли посмеяться или поставить что-то под сомнение. Они были свободными людьми.
Вскоре после этого я вернулся в Японию, чтобы начать работу в Оомото, уверенный в том, что я больше никогда не повстречаю таких людей, как Джон Спэрроу и его окружение. Однако остроумные комментарии, с которыми я столкнулся на старых каллиграфических свитках, и концепция «чистой беседы», символизированной мухобойками хоссу из моей коллекции, показались мне подозрительно схожими с тем, что я видел в Оксфорде. Было ясно, что интеллектуалы когда-то процветали в Японии, а позже я узнал, что они существуют по сей день. Тем не менее когда я копнул глубже, я обнаружил, что японские интеллектуалы сильно отличались от своих западных коллег.
Корни традиции в Японии восходили к китайским интеллектуалам, которые представляли собой смесь конфуцианства и даосизма. Из конфуцианства родилась серьезная сторона, основа которой являлась любовь к учению, которая подкрепляется первой строкой из «Бесед и суждений» Конфуция: «Учиться и время от времени повторять изученное, разве это не приятно?» Ожидалось, что последователь конфуцианства будет изучать мудрость веков, и в этом процессе приобретет некое «доброе качество», которое повлияет на все его окружение. Это качество было направлено наружу, и, согласно древним учениям, простого обладания им было достаточно, чтобы изменить мир. Таковой была логика текста, когда я впервые открыл книгу по китайской философии на рынке Канда: «Тот, кто хотел должным образом править государством, прежде всего правильно управлял своей семьей. Тот, кто хотел правильно управлять своей семьей, прежде всего добивался собственного совершенства. Тот, кто хотел добиться собственного совершенства, прежде всего делал правым свое сердце».
Первым шагом было найти способ успокоить свое сердце: ответом, пришедшим из Китая, было занятие искусством. Вдобавок к глубокому знанию литературы, интеллектуалы должны были в совершенстве освоить троицу: поэзию, живопись и каллиграфию. Со временем список расширился до всех видов изящных искусств, связанных с жизнью ученика: плетения из бамбука, керамики, металлообработки, резьбы по камню, бумаги, чернил, кистей, чернильных камней и многого другого.
Вдобавок к глубокому знанию литературы, интеллектуалы должны были в совершенстве освоить троицу: поэзию, живопись и каллиграфию. Со временем список расширился до всех видов изящных искусств, связанных с жизнью ученика: плетения из бамбука, керамики, металлообработки, резьбы по камню, бумаги, чернил, кистей, чернильных камней и многого другого.