Потерянная, обретенная

– Я была глубоко несчастна в первом браке, дитя мое. Меня выдали замуж за шведского принца Вильгельма, второго сына короля Густава V. Брак был заключен по политическим и династическим соображениям, теплых чувств мы друг к другу не испытывали. Через год у нас родился сын Леннарт. Мне дали понять, что я исполнила свое предназначение и больше не нужна. Пришлось вернуться в Россию. Леннарт остался в Швеции. Я знаю, что больше никогда его не увижу. Брак был официально расторгнут через год, Вильгельм мог спокойно предаться излюбленному пороку мужеложества. Я искала утешения в путешествиях…

Мы нашли кое-что общее в наших судьбах. Во время войны великая княгиня отправилась на фронт сестрой милосердия. Работала в военном госпитале во Пскове, так же, как я, ассистировала при операциях.

– Туда ко мне приехал Сергей Петрович. Он служил в стрелковом полку. Мы дружили с детства. Он был сыном дворцового коменданта. Сергей Петрович стал приносить мне цветы. Между нами зародилось светлое чувство. Это считалось мезальянсом, но времена изменились, дитя мое. Никто не противился нашему браку. Вскоре нам пришлось уехать из России.

Я видела ее мужа. Его фамилия была Путятин. Он выглядел настоящим боярином, но вел себя странно: как только жена получила работу, он бросил свою в каком-то банке и перешел на должность главного бухгалтера «Китмира». Но бухгалтерией занималась сама Мария Павловна, а Сергей Петрович менял один шикарный автомобиль на другой и вел рассеянный образ жизни.

– Мы подались в Румынию, потом в Англию. У нас возникли финансовые проблемы. Раньше я никогда не носила при себе денег и не выписала ни одного чека. За меня всегда платили другие. Я знала приблизительную цену своих драгоценных камней и платьев, но не имела ни малейшего представления о том, сколько стоит хлеб, мясо и молоко. В Лондоне я попыталась зарабатывать на жизнь и стала вязать свитера и платья для магазина одежды. Работать мне было неловко. Раньше полагали, что дамы могут трудиться только ради благотворительности. Для успокоения совести я возглавила ателье по изготовлению обмундирования для Добровольческой армии на Дону…

Все, что она говорила, было для меня в диковинку. Я не представляла себе, что можно работать только ради благотворительности, поскольку привыкла, что люди работают ради денег и в деньги все упирается. Ее русский менталитет ломал мой французский.

– Мы переехали в Париж, и что же я вижу: все наши дамы работают! Моя свекровь Мария Ивановна Путятина завела шляпное дело, назвав его, чтобы на местный слух было почуднее, «Шапка». Даже филиал в Лондоне открыла. И княгиня Трубецкая трудится там манекеном. Графиня Орлова-Давыдова открыла на бульваре Мальзерб «Русский Дом». Там вяжут, делают набивные ткани, и шерсть, и шелк, а больше всего ценится материя под старинную русскую парчу, которая раньше шла только на церковные облачения. Лучшие портные у графини ткани заказывают, в модных журналах про нее пишут. А княжна Чавчавадзе, в замужестве Воронцова-Дашкова, Анна Ильинишна, у вашей матушки манекеном служит, и Марусенька Белевская тут же. Она ведь, деточка, правнучка великого нашего поэта… Так, смотрю, и мне не грех поработать руками.

– Пушкина? – обрадовалась я.

– Нет, не Пушкина. Жуковского. Слышала о таком? Ну, где там.

– Эти русские не перестают меня поражать, – хмыкала Шанель. – У Марии нет деловой хватки, но как тонко она чувствует веяния моды! Едва только интерес к русскому стилю ослабевает, она вводит в вышивку новые мотивы, неожиданные орнаменты, и вот – снова успех! Нужно будет заказать побольше вот этих, с бусами…

Орнаменты из персидской керамики, коптских тканей, китайского фарфора, золота, шелк, бисер, жемчуг и блестки… «Китмир» не справлялся с объемом работы.

Бывать на улице Камбон теперь было все равно что в России. Те русские дамы, которые сохранили состояние и могли себе позволить одеваться у Шанель, уверяли, что в ее ателье у них проходит терзающая душу ностальгия. Впрочем, от ностальгии у них редко пропадал аппетит – русские клиентки отличались завидной пышнотелостью и частенько сетовали на то, что великая Шанель не оставляет запаса в швах.

– Но для чего? – недоумевала мать. – Как платье сшито, так его и нужно носить.

– А ну как лишнего скушаешь? Платьице тесновато станет. Вот и распустишь швы, и снова хорошо.

Мать, которая всю жизнь тщательно следила за фигурой и не позволяла себе съесть лишнего кусочка, просто пугалась этих славянских откровений.

Как-то ателье посетила первая французская королева красоты Аньес Сурье. Девушка была так фантастически хороша, что никому даже не приходило в голову ей завидовать. Ею можно было только любоваться, вздыхая о быстротечности жизни и прочих философских материях. Красавица накупила гору нарядов и вскоре стала показываться на обложках журналов в гардеробе от Шанель. Продажи увеличились неимоверно.