Потерянная, обретенная

– Ты приезжаешь часто, как только выдается свободный денек, ты тут как тут. Обнимаешь меня, играешь в поло, споришь с друзьями в кафе… А потом снова за руль – и исчезаешь. Я знаю, что дорога тебе; знаю, что ты мне неверен. Ты всегда давал мне понять: ты не из той породы мужчин, что хранят верность одной-единственной, тебе всегда и всего будет мало. Обедаешь у Ларю с этими англичанками… А что за девчонок я видела в твоем автомобиле в день приезда? Те англичанки, по крайней мере, были из высшего общества. А девчонки выглядели как парижские работницы, отдающиеся приказчику за шляпку… О, я не ревную. Я не имею на тебя ни малейшего права. Ведь я тебе не невеста и не жена. Ты привязан ко мне, ты любишь меня, ты помог мне в моих делах. Но ты слишком честолюбив, чтобы жениться на безродной модисточке Шанель! На бывшей певичке Коко! Тебе нужна принцесса, особа голубой крови, чтобы с ее помощью ты мог войти в высший круг. О Бой, ты разбиваешь мое сердце, а я из гордости даже не могу дать тебе это понять…

– Катрин, вернись к нам! – шипит Рене.

Кэйпел смотрит на меня все так же – ласковыми смеющимися глазами. Я заливаюсь краской. Этот голос… Это был мой собственный голос! Но что это за слова? Откуда мне знать? И что со мной вообще происходит?

Я решаю обдумать это позже.

– Мне нужно пройтись, – говорю я, проведя рукой по лбу, будто у меня заболела голова. – Прошу прощения.

Я исчезаю быстро, быстрее, чем они успевают что-либо возразить.

Что-то происходит, и я должна это понять. Я всегда была близка к потустороннему миру. Что случилось с маленькой девочкой, когда она, не успев изведать ласк матери, только появившись на свет, лежала в заледеневшем подвале в объятиях мертвого брата-близнеца? Истерлась ли вокруг меня ткань реальности и проступила, поблескивая иными звездами, подкладка вечности?

Кажется, я начинаю юлить. Приближается самое трудное место моего рассказа. В тот день, 28 июня, Рене первый раз искупалась, наотрез отказавшись, правда, учиться плавать. В британском парламенте палата лордов отклонила законопроект о предоставлении женщинам равного права голоса. Артистка Зузу решила сменить жанр и податься в босоножки. Русский император переименовал столицу своей страны [4] . Я познакомилась со своей матерью. В Сараево гимназист застрелил эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, и его жену герцогиню Софию Гогенберг. Эрцгерцог сказал: «София, не умирай, живи ради наших детей». Но она все равно умерла.

Об этом мы узнаем из экстренных выпусков газет. А пока я быстро иду вниз по улице Гонто-Бирон и сажусь на скамейку на бульваре, напротив витрины бутика, откуда давеча появились две прекрасные дамы в таких нарядах, которые мне и самой хотелось бы носить. Холщовые юбки, блузы с матросским воротником, легкие куртки, бижутерия… Дверной колокольчик не умолкает, в бутик то и дело проскальзывают женщины – дела владелицы идут в гору. Я сижу, замерев, словно статуя. Не знаю, сколько времени проходит. Минуты становятся часами. И вот я вижу, как дверь бутика распахивается и появляется девушка. Она направляется ко мне.

– Вы плохо себя чувствуете? С вами что-то случилось?

Я мотаю головой.

– Ой, но вы такая бледная! – с жалостью восклицает девушка. – И вы уже давно здесь сидите. Может быть, вы голодны?

Она берет меня за руку.

– Пойдемте. Мадмуазель просила привести вас. Меня зовут Луиза, а вас?

Я называю свое имя. И не сопротивляясь иду за ней. От волнения я ничего не вижу, все погружено в радужный туман, словно отгорожено от меня разноцветным витражом. Луиза пропускает меня в двери и говорит кому-то:

– Это Катрин, мадмуазель.

Я заставляю себя сосредоточиться. И вижу черные с золотом ширмы, а на них – птиц и цветы. А еще вижу хрупкую молодую женщину возле окна.

– Катрин, – говорит она чуть хрипловатым, но мелодичным голосом, так похожим на мой. – Что ж, присаживайтесь.