Потерянная, обретенная

Я сажусь на самый краешек стула и вспоминаю, как в такой же цветущий день сестра Агнесса позвала меня в свой кабинет, чтобы поговорить о тайне моего рождения. Она тоже курила, а я так же сидела на краю стула… Но до чего эта роскошная комната далека от той монастырской кельи, до чего непохожа эта элегантная дама на сестру Агнессу с ее длинным желтым лицом и торчащими зубами!

– Может быть, я ошибаюсь, Катрин, но мне кажется, что вы меня преследуете. Мы знакомы?

Я верчу головой. Вряд ли тот факт, что эта женщина произвела меня на свет, может считаться знакомством. Ведь нас даже не представили друг другу. Тем более что у меня нет никаких доказательств, кроме собственных мистических озарений. Она сочтет меня сумасшедшей.

– Вы хотите о чем-то попросить? – продолжает мадмуазель. – Может быть, вы попали в беду? Не замешан ли тут кто-то из наших общих знакомых? Может быть, вам нужны деньги?

Я понимаю, что она имеет в виду. Я все-таки посещала курсы.

– Спасибо, нет, – говорю я и вижу, что мадмуазель приподнимает брови.

– Так в чем же дело?

Она теряет терпение.

– Не кажется ли вам… – начинаю я, готовая к тому, что на первых же словах она оборвет меня и выгонит прочь. – Не кажется ли вам, что между нами есть некоторое сходство?

Прежде чем она успевает ответить, я киваю на зеркало в простенке между окнами. Мы подходим к нему одновременно и встаем плечом к плечу. Она чуть выше меня. У нее лучше осанка. Но сходство несомненно. Чтобы сделать его еще более определенным, я убираю волосы за уши. У нас один и тот же овал лица, линия рта, упрямо выпяченный подбородок, темные глаза. Разница лишь в выражении. Несмотря на волнение, она выглядит очень уверенной в себе. А я выгляжу напуганной.

– Меня зовут Катрин Бонёр. Моя мать – девица Габриэль Бонёр. Во всяком случае, так она назвалась. Отец неизвестен. Я родилась в клинике города Рубе. Мне пятнадцать лет.

– Этого не может быть, – говорит мадмуазель Шанель. – Этого не было. Вы хитрая мошенница. Откуда вы получили эту информацию?

Я не возражаю. Зачем? Она имеет право реагировать именно так.

– Она явилась вместе с сестрой. Шел сильный дождь. Детей было двое. Они родились бездыханными. Стремительные роды – так это называется. Мальчик умер. Девочка выжила. Но мать ушла из клиники раньше, чем успела это узнать. Ее искали, но не нашли – вероятно, она указала вымышленную фамилию. Я узнала об этом от сестры Агнессы. Меня вырастили сестры-викентианки. Вы можете навести у них справки.

Как будто кто-то невидимый и всемогущий меняет выражения наших лиц. Забирает растерянность и страх с моего и отдает ей. А мне достается уверенность.

– Вас зовут Габриэль? – спрашиваю я. – У меня была статуэтка архангела Габриэля. Он был единственной моей игрушкой. Я обожала его. Все время целовала. Вы похожи на него. Только у него было доброе лицо.

Она вздрагивает всем телом, словно я дала ей пощечину.

И ничего не говорит.

– Мне пора. Спасибо за гостеприимство.

Я иду к дверям, но она окликает меня.

– Катрин! Вы… Вам, может быть, нужны деньги?

Я издаю смешок, который не нравится мне самой. Это истерический смех. Нужно уходить как можно скорее, иначе я разрыдаюсь.

– Мы уже говорили об этом. Благодарю вас. Я ни в чем не нуждаюсь.

Берусь за ручку двери. Она снова окликает меня.

– Где вы живете?

Нужно солгать, проносится у меня мысль. Но вот беда, совершенно ничего не приходит в голову. К тому же я не знаю названий здешних отелей – только «Ройяль», который для меня слишком шикарен, и «Нормандия», в которой живет она. Так что я говорю правду. Ах, это уже неважно.

Я не нужна ей. Она никогда не сможет меня полюбить. Она никогда не придет.