Я плохо помню, что говорила или делала следующие двадцать минут. Это лицо, которое одновременно было и моим, и не моим, пробудило во мне некую первобытную реакцию, к которой я была не готова. Мне захотелось погладить рисунок, потом захотелось порвать его в клочья. Я зал пом выпила виски, от которого отказалась раньше, а потом расплакалась. Я пролила потоки слез из-за той неразберихи, в которую превратилась моя жизнь. Что бы я ни считала решенным, каждый раз передо мной возникала новая загадка вместе с набором эмоций, из-за которых я оказалась в объятиях Амброза на диване. Георг наблюдал за нами из кожаного кресла.
– Прости, прости, – повторяла я, роняя слезы на свой портрет, который был портретом моей матери.
В конце концов я перестала плакать, вытерла слезы платком Амброза и промокнула фотокопию лица той, которая привела меня в этот мир. Портрет расплылся от моих слез и стал почти неузнаваемым.
– Пожалуйста, не беспокойтесь: это лишь копия, – сказал Георг.
Когда мои чувства начали возвращаться к нормальному состоянию, я высвободилась из объятий Амброза и выпрямилась.
– Дорогая Мэри, ты не поможешь мне встать? – попросил Амброз. – Думаю, нам необходимо выпить чаю. Я пойду и приготовлю его.
– Право же, Амброз…
– Моя дорогая, я вполне способен заварить чай.
Некоторое время мы с Георгом сидели в молчании. Было много вопросов, на которые мне хотелось получить ответы, но я не знала, с чего на чать.
– Георг, – наконец выдавила я, в очередной раз высморкавшись в мокрый платок Амброза. – Не могли бы вы объяснить, почему, если вы знали год моего рождения, вы или сестры искали мою дочь, которой двадцать два года?
– Поскольку я не имел понятия, что вашу дочь тоже зовут Мэри. И не знал о том, что вы передали ей кольцо на двадцать первый день рождения. В течение последних двух недель, пока продолжались ваши поиски, я был вынужден… отвлечься на другие неотложные дела. Сестры не могли связаться со мной.
– Простите, Георг, но я многого не понимаю. Вы говорите, что это портрет моей матери?
– Да.
– Откуда вы знаете?
– Потому что этот рисунок много лет висел на стене в Атлантисе, в доме моего работодателя в Женеве. Он рассказал мне о ней.
– Она умерла? То есть она умерла при родах?
Я опять заметила его нерешительность. Что он знал, а чего не знал?
Когда Амброз принес чай, Георг встал и подошел к своему кожаному чемоданчику. Он достал оттуда пухлый коричневый конверт, потом опустился в кресло Амброза и положил конверт на колено.
– Вам с сахаром, Георг? – поинтересовался Амброз.
– Спасибо, я не пью чая. Мерри, эта посылка предназначена для вас. Полагаю, там есть ответы на все вопросы, на которые я не могу ответить. Но, прежде чем передать его вам, я очень прошу вас отправиться со мной и присоединиться к вашим детям и сестрам на «Титане». Так вы исполните давнюю мечту их отца, и я не могу уйти отсюда без этой просьбы. Частный самолет ожидает в дублинском аэропорту, готовый доставить нас на яхту.
– Я так устала, – вздохнула я. – Мне хочется лечь в постель.
Я повернулась к Амброзу с чашкой чая в руке, словно маленькая девочка, которая в пятьдесят девять лет по-прежнему обращалась к нему за советом.
– Знаю, знаю, моя дорогая, – отозвался Амброз. – Но какова цена ночного сна по сравнению с возможностью выяснить свое истинное происхождение?
– Все это кажется нереальным, Амброз.
– Это лишь потому, что до сих пор твой опыт знакомства с сестрами был очень фрагментарным. Плюс тот факт, что тебе так много пришлось пережить за последние дни… но даже твои дети находятся на яхте. Они плывут в Грецию, где ты никогда не бывала, но всегда хотела побывать. А судя по тому, что сказал Георг, там ты можешь найти ответы, которые так долго искала. Я сам, как человек, который впервые увидел тебя, когда тебе было несколько часов от роду, и потом наблюдал, как ты выросла в замечательную девушку со страстью к философии и мифологии, умоляю тебя поехать и узнать
Я смотрела на него, размышляя о том, как долго он беседовал с Георгом до моего прибытия. Потом я подумала о своих детях, уже попавших в окружение этой странной, разрозненной семьи, находившейся где-то в море и плывущей в Грецию, в ту страну, которая всегда занимала особое, волшебное место в моем сознании…
Я потянулась к руке Амброза и глубоко вздохнула.
– Ну, хорошо, – сказала я. – Я поеду.
Через полтора часа я находилась в одном из частных самолетов, которые до сих пор видела только в фильмах или в журналах. Я сидела в кожаном кресле напротив Георга. Впереди, в кабине, я видела пилотов, которые готовились к вылету. Георг с кем-то говорил по-немецки, прижав к уху мобильный телефон. Мне бы хотелось понять, что он говорит, поскольку это казалось срочным.