Потерянное сердце

Прохожу через железные двери и сажусь, чувствуя себя неловко в месте, которое не похоже на зону ожидания.

Помещение выглядит современно, но одновременно с этим кажется каким-то безликим и суровым, по-видимому, потому, что лишено всего того, что пациенты могут использовать, чтобы нанести вред себе или другим. Пациенты проходят мимо, глядя на меня так, будто мне не место на этом этаже. Я не могу не думать о том, что сделал тот или иной пациент, почему он в этом отделении. Это одна из тех вещей, о которых люди обычно не говорят. По крайней мере, я никогда не был слишком осведомлен о том, что здесь происходит, как тут относятся к тем, кто пытался совершить суицид. Тори в прошлый раз тоже не хотела, чтобы я сюда заходил, и я ушел до того, как ее сюда привезли. Наверняка она стыдилась.

Успеваю пролистать два журнала, пока сижу и жду доктора. С каждой минутой мне все более некомфортно. Я видел, как в палату затащили кричащую и плачущую женщину. Как по коридору пробежал совершенно голый мужчина, а девушка-подросток сидела и дергала себя на волосы.

— Мистер Коул? — спрашивает доктор, появляясь из-за угла. Я киваю. — Идемте, — говорит он, кивая головой, чтобы я последовал за ним.

Молча мы идем по коридору, пока не достигаем кабинета. Он закрывает дверь позади меня.

— Присаживайтесь.

Я усаживаюсь за внушительный стол темного дерева и переплетаю пальцы, крепко сжимая руки. С тревогой жду, когда он заговорит.

— Мы провели ряд тестов. У Тори с анализами все отлично, а значит, физической причины нет. Похоже, все вызвано ее травмой.

— Да, — соглашаюсь я. — Думаю, так и есть.

— Знаете ли вы о травматическом событии, которое стало началом ее болезни? Она дала мне разрешение поговорить с вами на эту тему.

— Теперь да. Она рассказала мне вчера.

Доктор с пониманием кивает головой.

— Наш главный психиатр вчера тоже смог добиться с ней успеха. Это поможет нам получить более четкое представление о том, с чем мы имеем дело. Надеюсь, вы понимаете это.

— Конечно.

— Травма влияет на каждого человека по-разному, но все гораздо сильнее, если травма происходит в детстве, так как у взрослых механизмы защиты лучше. У Тори острая стадия посттравматического стрессового синдрома, и, хотя мы знали об этом ее состоянии, теперь постараемся понять, насколько все серьезно.

Доктор откидывается на спинку стула и с глубоким вздохом закидывает руки за голову.

— И каков план? — спрашиваю я, наклоняясь вперед, чтобы вдохнуть чуть больше воздуха.

— Мы собирались оставить ее здесь и начать новую программу реабилитации, с которой она уже согласилась, но на этот раз нам с вами нужно будет работать вместе. Необходимо разработать долгосрочный план, который позволит Тори выздороветь, поможет продлить ей жизнь и улучшить ее качество.

— И каким образом? — спрашиваю я.

— Мистер Коул, — начинает он. — Как правило, я всегда за то, чтобы сохранить семью. У меня есть жена и трое детей, так что обычно я на стороне семьи. Но триггер Тори — ваш сын. Мы пока не можем понять почему, но материнство вредит ее психическому здоровью. Технически можно утверждать, что смерть матери и сестры Тори не должна иметь ничего общего с вами или вашим сыном. Однако, Тори частично играет роль своей матери, сосредоточившись на смерти сестры, в которой себя винит. По крайней мере, к такому выводу мы пришли.

Перевожу дыхание, слушая, что говорит доктор.

— О чем вы?

Он говорит мне то же самое, что сказала вчера вечером сама Тори. Не то чтобы в прошлом году эта мысль не приходила мне в голову, но я изо всех сил старался оставаться рядом с Тори, сохраняя наш хрупкий брак.

— Как я уже сказал, это ненормальная ситуация, ЭйДжей, и мы говорим о здоровье и безопасности вашей жены.

— Я могу поговорить об этом с ней? — спрашиваю я.

Вчера Тори чудовищно четко и ясно выразилась о своем нежелании быть матерью для Гэвина, но мне нужно услышать это, когда она спокойна и не в истерике.

— Конечно, — говорит он. — Я просто хотел, чтобы этот разговор был первым. Чтобы вас не шокировало, когда это скажет она.

— Это не сюрприз для меня, — уверяю я. — Мне сказали, что она в изоляторе? Я не знал, что у вас такое есть.

Он кивает, поднимаясь с пачкой документов в руках.

— Да, сегодня утром Тори вела себя плохо и все еще искала способ лишить себя жизни. Это было для ее же безопасности.

— С ней безопасно разговаривать? В смысле, для нее безопасно?

— Вы будете находиться под наблюдением в безопасной комнате. Идите за мной.

Мне уже пора бы осознать эту реальность, но пока голова не хочет соображать ясно.

Проследовав за врачом по нескольким коридорам, мы переходим в большую комнату с зеркалами и столом с двумя стульями. Это похоже на какую-то дурацкую шутку.

Он жестом показывает, чтобы я заходил.

— Тори вот-вот придет. Вы можете занять место спиной к зеркалу.

Дверь закрывается, и я сразу чувствую себя запертым, в заточении, в заключении. Понятия не имею, кто или сколько людей смотрят на меня с другой стороны этого зеркала, и боюсь сказать что-то не то.