Чтобы спасти положение, российское правительство увеличило поток наемников, добровольцев и оружия через украинскую границу. Среди прочего Россия отправила зенитноракетные комплексы. Один из таких комплексов, “Бук”, которым, предположительно, управлял русский расчет, сбил малайзийский “Боинг”, летевший рейсом МН17 из Амстердама в Куала-Лумпур; погибли все 283 пассажира, в том числе 80 детей и 15 членов экипажа. Объединенная следственная группа, в которую вошли представители Австралии, Бельгии, Малайзии, Нидерландов и Украины, смогла установить место запуска, тип ракеты и путь, по которому ракетный комплекс привезли из России в контролируемую повстанцами часть Украины и вернули в Россию после того, как самолет был сбит.
Тайной поддержки, которую оказывал мятежникам Кремль, не хватало на то, чтобы противостоять украинской армии. Как и в Крыму, для успеха “Русской весны” потребовалась военная операция. После недолгих колебаний российские власти в августе – сентябре 2014 года послали войска, чтобы спасти мятежные анклавы от неизбежного военного поражения. В первые месяцы 2015 года российские военные, якобы получившие увольнительные в своих подразделениях, вновь были брошены в бой, чтобы выбить украинцев из Дебальцева, стратегически важного железнодорожного узла, связывающего ключевые районы Донецкой и Луганской областей. Две мятежные республики были спасены. Но что было с ними делать? Они стали постоянной проблемой не только для российской экономики и внешней политики, но и для будущего российской политики в “ближнем зарубежье”.
Разочарование в Русском мире охватило и обе республики, Донецкую и Луганскую. Они были на грани экономического коллапса и не имели шансов ни присоединиться к России, ни выжить за счет своих сил. По сути, Кремль отказался от проекта “Новороссия” как от слишком затратного. “Истинных верующих”, таких как Губарев, отстранили от реальной власти в Донбассе, и регион перешел от русских националистов и их местных сторонников к людям без четкой идеологии, но совершенно лояльных Москве. Когда Губарев попытался оспорить власть назначенца Кремля, на него было совершено покушение, в котором ему посчастливилось выжить.
За один только 2015 год трое из самых заметных местных полевых командиров, решивших в предыдущем году выступить на стороне восставших, были убиты за то, что не соответствовали новой политике Кремля, который счел экономическое бремя поддержания Донбасса слишком тяжелым и пытался подтолкнуть регион обратно в состав Украины в статусе федеральной территории с правом вето во внешней политике страны. Губарев, переиначив старый лозунг, заявил, что Донбасе (как он сказал, “Новороссия”) – это факел, который поможет вернуть остальную Украину в Русский мир. Это была задача не из легких.
Аннексия Крыма и война в Донбассе, к концу 2016 года унесшая более десяти тысяч жизней, оставившая вдвое больше раненых, сотни тысяч человек лишившая крова, а миллионы беженцев вынудившая покинуть зону конфликта, загубили любую привлекательность Русского мира не только для Украины, но и для соседней Белоруссии. “А если есть некоторые тут «умники», считающие, что белорусская земля – это часть, как они говорят сейчас, Русского мира и чуть ли не России, – забудьте! Беларусь – это суверенное и независимое государство… – заявил в январе 2015 года белорусский президент Александр Лукашенко, известный своими пророссийскими настроениями. – Мы всегда были гостеприимны… Но заставим любого уважать наш суверенитет и независимость, кто помышляет о том, что нет такой страны – Беларусь. Не было – а сейчас есть! И с этим надо считаться. И мы свою землю никому не отдадим!”11
Теперь Русский мир ассоциировался не только с Пушкиным и русским языком, но и с захватом земель, которые стоили тысячам людей жизни и здоровья, и миллионам – разрушенной родины.
После аннексии Крыма и неудачи в Донбассе Владимир Путин все так же говорил о русских и украинцах как об одном народе. Однако эту риторику осудили не только за границей – ее все меньше поддерживали и в самой России. С ноября 2005 года по март 2015-го число граждан России, считавших, что оба народа являются одним, сократилось с 81 до 52 %. Хотя исторически сложилось так, что эти народы относились друг к другу с взаимной симпатией, к марту 2014 года – из-за того, как в российских медиа освещались события на Украине, – большинство граждан России стали отрицательно воспринимать украинцев.
То же самое произошло и на Украине: к осени 2014 года образ России в результате ее действий в Крыму и в Донбассе стал в целом негативным. Впрочем, донбасский конфликт снизил и склонность россиян одобрять применение силы за границей. В марте 2014 года, на пике крымской эйфории, 58 % выступили за применение силы для защиты русских меньшинств, но через год эта доля снизилась до 34 %. С 1998 по 2015 год доля россиян, желавших изменить границы своего государства через присвоение других территорий, сократилась еще более резко – с 75 до 18 %.