Потерянные души Уиллоубрука

Через минуту двери открылись, и вошла Марла и два других санитара, толкая перед собой тележки с едой. Заперев за ними двери, Уэйн принялся сгружать с тележек подносы с мисками. Марла и один из санитаров стали разносить подносы по столам и кормить сидящих там обитательниц; второй разливал в пластиковые стаканчики апельсиновый сок и раздавал тем, кто мог их удержать. Уэйн помогал ему, заставляя пациенток за столами выпивать сок, а затем забирал у них пустые стаканчики. Сейдж взяла протянутый ей стаканчик и, впервые осознав, как болит пересохшее горло, сделала глоток. Сок был сильно разбавлен водой, но от него стало легче. Затем рот наполнился странным металлическим привкусом, оставившим на языке послевкусие лекарства. Она вытерла губы ладонью и заглянула в стаканчик, прикидывая, сколько отпила: один большой глоток или два. Она уже не помнила. Когда Марла захромала к ней с подносом, Сейдж выплеснула остатки сока за стул, надеясь, что толстуха не заметит.

Отобрав у нее пустой стаканчик, Марла сунула миску с чем-то вроде жиденькой овсянки.

— Ты знаешь, что делать, — сказала она. — Как управишься, принесешь назад. — И перешла к следующей девушке.

Порция водянистой кашицы едва прикрывала дно миски. Ложки не дали вовсе. Сейдж огляделась: а как у остальных? Оказалось, приборы есть только у санитаров, которые обходили столы и из одной и той же ложки кормили тех, кто не мог есть самостоятельно.

Запихнув несколько льющихся через край порций в рот пациентки и убедившись, что сок выпит, санитары переходили к следующей. И и кто не успевал сделать больше нескольких глотков, поскольку Уэйн быстро забирал миски и возвращал их на тележки.

Дееспособные ели пальцами, жадно запихивая овсянку в рот, торопясь закончить, прежде чем у них отберут еду. Некоторые выливали кашу на пол и лакали ее, как собаки. Все это сопровождалось непрерывным воем, криками и воплями, и Уэйн, не покладая рук, раздавал тумаки, стараясь держать всех под контролем.

— Ты ешь давай, — раздался голос над ухом Сейдж, и она вздрогнула. — Сама знаешь, мы тут не жируем. Голодная спать пойдешь.

Это была Тина. Она стояла рядом с Сейдж в своем платье с сиреневыми цветочками, крутя между пальцев прядь жидких волос — туда-сюда, туда-сюда.

— А твоя каша где? — спросила Сейдж.

— Съела уже. Время подходит, ты лучше поторопись.

— Она на вкус такая же мерзкая, как с виду?

Тина пожала плечами.

— Не помню, чтобы когда-нибудь нас кормили вкуснее, чем сейчас. Наверное, я слишком уж долго тут.

Сейдж посмотрела на жиденькую кашицу. Тина была права. Какой бы мерзкой ни была на вид еда, проглотить ее волей-неволей придется: нужно поддерживать силы на тот случай, если ее не отпустят так скоро, как хотелось бы. Она глубоко вздохнула, подняла миску и двумя пальцами сгребла кашу в рот. Как и ожидалось, овсянка — или что это было — по вкусу напоминала клейстер. Сейдж глотала не жуя, стремясь поскорее покончить с едой.

В другом конце зала Уэйн оттащил какую-то женщину от мусорного бачка, стоявшего рядом с плексигласовой кабиной, и привязал за лодыжку к ножке дивана. Когда он отошел, женщина встала и попыталась последовать за ним, но веревка натянулась, и пациентка упала и принялась с криками колотить кулаками по полу.

— Ё-мое, Бетти, — вздохнула Тина, наблюдая за женщиной. — Ничему тебя жизнь не учит. Это тебе за то, что ты мусорка.

— Как это — мусорка? — спросила Сейдж, отчаянно пытаясь отвлечься от помоев, которые она ела.

— Хосспади, — удивилась Тина, — ты и впрямь все на свете позабыла, а? Ну это те, кто роются в мусоре и ищут еду. — Она кивнула в сторону сидевшей на полу девочки в другом конце зала: — Вот эта — кусака. — Она указала на другую: — Вон та — долбилка. А дальше хваталка. Вон сидит засранка, а рядом с ней — блевалка.

Сейдж скривилась и оставила попытки доесть овсянку. Она была признательна, что может поговорить со знатоком обычаев Уиллоубрука, но кое-чего ей слышать не хотелось.

— Ты не знаешь, что там, в апельсиновом соке? Не могу вспомнить.

Тина пожала плечами:

— Транквилизатор какой-то. Нам с каждой едой это дают, с овсянкой или с месивом.

— Месивом?

— Ага, они же перемалывают любую еду, чтобы мы не подавились. Коричневое — мясо. Зеленое — типа овощи. А белое — картошка или рис. Но в основном все это смешивают в кучу, так что в любом случае не разберешь, где что.

— Это просто потрясающе, — сказала Сейдж. Не то чтобы это имело значение: еда заботила ее меньше всего. Да и вообще, если повезет, ее освободят еще до обеда. — А потом нас куда?

Тина скорчила рожу.

— В каком смысле?

— После завтрака, — пояснила Сейдж. — Куда нас потом направят?

Тина невесело рассмеялась.

— Летом иногда выпускают на улицу, если здесь становится слишком жарко, а в остальное время сидим тут, в дневном зале, до обеда.

Сейдж в ужасе уставилась на нее.

— А как же школа? — не поверила она. — Уроки у нас где будут?

— Уроки разве что у детишек из научного отделения.

О боже. Худшие страхи подтвердились: Уиллоубрук только назывался школой.

— А врачи? Они часто нас проверяют?

Тина задумчиво сморщила неповрежденную сторону лица.