Потерянные годы (ЛП)

  «А потом был этот ублюдок, сжимавший меня руками, как будто он не мог насытиться». Она докурила сигарету, зажала кончик между большим и указательным пальцами и раскрыла последнюю часть бумаги, рассыпав по земле крошки табака. «Я знала, что он меня использует, хотя, конечно, он это отрицал. Знал, и мне было все равно. Я подумал, Прайор давно падает, и что это значит для меня, ему все равно, ему насрать. Я просто вещь, с которой он жил, готовил, убирал и вытирал себе между ног. Я чувствовал себя так низко». Она посмотрела на Резника и сделала жест рукой, как будто держала что-то крошечное. «И то, что сделал Рейнс, заставило меня не чувствовать себя так. О, одному Христу известно, ненадолго. Но когда он это сделал…”

  Рут пошла, и Резник пошел рядом с ней. Пока она говорила, он закрылся от постоянной качки моря, и теперь, когда она успокоилась, она вернулась еще сильнее, сопровождая их домой.

  — У тебя нет кофе, — крикнул Резник из кухни. За последние пять минут он обыскал каждый ящик, каждый шкаф.

  "Верно."

  Он заварил еще чая.

  — Что у меня есть, — сказала Рут, войдя в сопровождении все еще ошеломленного пса, — так это слизистая желудка, которую я оставлю на усмотрение медицины. В ближайшие годы они будут использовать рентгеновские снимки, иллюстрирующие опасность танина».

  Несмотря на все шутки, она по-прежнему выглядела изможденной и натянутой, по-прежнему подпрыгивала при первом странном звуке.

  Они сели за стол, собака под ним снова заснула и слабо похрапывала.

  — Рейнс, — сказал Резник, — он не указал, где остановился, что-нибудь в этом роде?

  Рут покачала головой. — Ты пойдешь и поговоришь с ним? Я имею в виду, официально?

  "Смею сказать."

  "Зачем? Что ты можешь доказать? Она выпила немного чая. — Что он сделал, кроме того, что, я полагаю, взломал?

  Резник наклонился к ней. "Есть больше."

  — С Рейнсом?

  "Да."

  — Что еще?

  «Мы не уверены, но… одна или две вещи, мы думаем, что он может быть замешан».

  "Какие вещи?"

  Резник откинулся назад. — Когда вы с ним встречались, он когда-нибудь говорил о Фрэнке Черчилле?

  «Только вопросы. Обычные вещи. Встречи, места и время. Все как обычно».

  — У него не сложилось впечатление, что они могут быть близки?

  «Рейнс и Черчилль!» Рут издевательски рассмеялась. «Прекрасная парочка из них получилась бы! Единственный человек, с которым Фрэнк Черчилль когда-либо был близок, это его мать. Рейнс никогда не подходил так близко ни к чему, если только это не было зеркало. В любом случае, зачем тебе это знать?

  Настала очередь Резника покачать головой. «Не имеет значения».

  "Нет? Так сказал бы Рейнс. Каждый раз. Мы бы лежали там, знаешь, после занятий любовью, я бы ждала, и, конечно же, они бы пришли, вопросы, и так далее, и если бы я не ответила или не спросила бы его, почему он хотел знать, это то, что он сказал бы - не имеет значения. Десять, пятнадцать минут спустя он будет спрашивать то же самое. Одна вещь, которую я никогда не делала сознательно, не давала этому ублюдку ничего, что могло бы толкнуть моего мужа еще глубже в дерьмо. Никогда. И если это то, что говорил Рейнс вам или кому-то еще, он лгал. Он прикрывался». Она отпустила его руку, и на коже Резника остались бледные следы от ее пальцев. «Может быть, то, что вы предполагали, было правильным, может быть, у него действительно было что-то общее с Черчиллем, больше, чем предполагалось. Что касается работы, я не думаю, что знал что-то такое, чего не знал Фрэнк Черчилль. Меньше." Она встала и отнесла две кружки, свою и Резника, к раковине.

  — Мне пора идти, — сказал Резник, глядя на часы.

  — Спасибо, — сказала Рут.

  "Зачем?"

  «Беспокойство. Приходящий."

  «Только одно, — сказал Резник.

  "Что это?"

  — Почему ты перестал петь?

  «Пошел на хуй», — сказала Рут, ухмыляясь.

  Сорок девять

  Даррен изо всех сил прижал палец к звонку и держал его там, пока Райлендс, покрасневший от гнева, не распахнул его.

  — Что, во имя Бога, ты задумал? — спросил Райлендс.

  — Кит, — сказал Даррен, не обращая внимания на его реакцию. — Он дома?

  "Вне."

  «Где? Последние пару часов ходил по всему центру города, искал его.

  «Он пошел в Центр занятости, — сказал Райландс.

  "Центр занятости!" Даррен был недоверчив: «Какого хрена он хочет туда ехать?»

  — Ну вот, сержант, — сказал Нейлор, с глухим стуком закрывая дверцу машины. “Джамбо колбаса и чипсы.”

  Глаза Миллингтона загорелись. Подойдите к его жене с гигантской колбасой, и вы рискуете прочитать лекцию о вредных добавках и канцерогенах. — Принеси горчицу? он спросил.

  Нейлор выудил из нагрудного кармана пакетик с ярко-желтым.

  «Хороший парень!»

  Нейлор купил себе трески и чипсов. Или это была пикша? В течение большей части пятнадцати минут оба мужчины ели, ни один не говорил.

  Миллингтон макал последние несколько дюймов своей колбасы в лужу горчицы, когда дверь в номер 11 открылась и вышел Фрэнк Черчилль. Не оглядываясь, он отпер дверь «Гранады» и влез внутрь.

  «Наверное, поехал повидаться с мамой», — предположил Нейлор.

  -- Ходит туда, -- сказал Миллингтон, завинчивая упаковку своего ланча, -- идет.

  — Может быть, он везет ее на прогулку?