Потерянные годы (ЛП)

  Она оставалась там долгое время после того, как Рейнс ушел, позволяя теплу постепенно просачиваться обратно в ее кожу. Только тогда она надела халат, спустилась вниз и встала на колени рядом с собакой, лежащей без сознания на кухонном полу; сидеть, положив голову ей на колени, пока она не зашевелится с первым светом, отражающимся от моря.

  Сорок восемь

  Резник проснулся в два от звука дыхания: лежал так секунду за секундой, чувствуя, как сердце колотится о его ребра, что лихорадочное дыхание, разбудившее его, было его собственным. Он был покрыт потом. Страх не был его собственным.

  прилив, как движущаяся кость

  Как будто Монах перебирает «Эти глупые вещи »

  из битого стекла

  Он встал и не стал включать свет. Кошка, понимая, что еще слишком рано, снова закружилась у изножья кровати и закрыла глаза. Потому что страх был не за себя, он был не менее реальным. Он стоял под душем, и звук, который он слышал, был звуком воды, тянущейся по берегу. Он знал, что у Рут нет телефона: знал, что может позвонить в паб и разбудить хозяина, вызвать полицию в ближайший город. Знал, не зная почему, не задаваясь вопросом, что бы ни случилось, эта его часть прошла.

  Он намеренно оделся, сварил кофе, намазал маслом тосты, разломил сыр. Часть кофе он выпил, остаток налил во фляжку. Если бы он ехал быстро, то опередил бы рассвет. Его фары прорезали каналы в кирпиче и камне. Единственным страхом теперь было то, что он найдет.

  Рут оставалась на кухне с собакой, баюкая ее, пока, наконец, ее глаза не закатились, и несколько мгновений спустя она неуверенно встала на ноги. Теперь животное лежало свернувшись клубочком на потрепанном диване в гостиной, а Рут сидела, пытаясь читать, с сотой чашкой чая.

  В глубине ее сознания, как заусенец, застряло, что она должна надеть туфли, найти свою сумочку, пройти несколько ярдов к морскому берегу и набрать номер, который оставил ей Резник. Ей не хотелось признаваться себе, что одной из причин, по которой она этого не сделала, было то, что она боялась сделать первый шаг вне дома.

  Но почему?

  Если она боялась Рейнса больше всего, то он доказал ей, как легко ему творить магию в ее доме. Если бы он хотел причинить ей физический вред, он мог бы; если бы он хотел причинить ей вред в будущем, он мог бы снова. Она не сомневалась в этом.

  Но, возможно, Рейнс был не тем, кого она действительно боялась.

  Она позвонит Резнику и скажет что? Этот твой друг угрожал мне. Что он делал? Он порвал одну из моих старых рубашек. Рут улыбнулась. Резник и Рейнс, были ли они друзьями? Это казалось маловероятным. Она думала, что для Рейнса признание перед другом было бы признаком слабости, и категорически не следует ее обескураживать. Дружба означала отдавать и брать, а жизнь для Рейнса заключалась в том, чтобы брать.

  Она вернулась на кухню, наполняла чайник, когда услышала приближающуюся машину.

  — Ты всегда действуешь на основании своих догадок? — спросила Рут. Они поднялись от пляжа к зеленому холму, который, казалось, так и не достиг своей вершины. На западе леса превратились в поля, а поля затерялись в тумане. Вглядываясь вдоль береговой линии в лучи раннего света, они могли разглядеть силуэты замков, громоздящиеся на фоне неба.

  «Не всегда, — сказал Резник. "Как правило."

  — Разве это никогда не доставляло тебе неприятностей?

  — Разве не все?

  Они шли, пока не показалось, что земля вот-вот рухнет перед ними, резко рухнув в узкую расщелину, поток серо-зеленой воды, извивающийся, как змея, к морю.

  Руфь похлопала по карманам, нашла и закурила сигарету, дым от нее быстро растворился в воздухе. — Так чего ты ожидал? спросила она. — Чтобы найти меня мертвым?

  — Я не был уверен.

  — Но это была одна из возможностей?

  — Думаю, да.

  Она почти улыбнулась. — Ты не был разочарован.

  Резник покачал головой.

  — Но Рейнс, — сказала Рут, — ты же не думал, что это будет Рейнс?

  "Нет. Я имею в виду, я не знал. Но нет, я так не думаю».

  — Значит, он вышел? — сказала Рут через несколько мгновений. Они оба знали, что она имеет в виду Прайора.

  "Да."

  — И ты следишь за ним?

  "Нет."

  — Ожидаешь, что я в это поверю?

  Резник покачал головой. «У нас нет причин, нет ресурсов. Ожидается, что он будет отчитываться перед своим надзирателем раз в неделю».

  Рут фыркнула.

  — Хочешь вернуться? — сказал Резник.

  — Хорошо, — сказала Рут, но ни один из них не пошевелился.

  — Что вы должны понять, — сказала Рут несколько мгновений спустя, — никто так давно не смотрел на меня так, что я, клянусь, забыла, что это значит. Никто не прикасался ко мне, не хотел прикасаться ко мне. Как будто рано, чертовски рано эта часть моей жизни только что остановилась.