Потерянные слова

УЮТНЫЙ

«Не привыкайте к своим уютным казармам, лейтенант. Вы скоро будете в окопах по уши в грязи».

Лейтенант Джеральд Эйнзверт, 1915

После отъезда Гарета я много недель видела во сне, как он умирает сотнями разных способов. Я плохо спала, а утром просыпалась от ужаса. Так что его первое письмо стало для меня настоящим эликсиром.

— Лиззи, письмо!

— От кого? От короля?

Она улыбнулась и устроилась за столом, готовая слушать.

— Звучит так, как будто они там действительно на каникулах, — сказала я, прочитав письмо до конца.

— Да, похоже. И у Гарета появился интересный друг.

— Да. Мистер Неуязвимый. Кстати о нем…

Я вытащила листок из конверта и прочитала запись Гарета.

— Разве не чудесное слово? Я решила использовать его как можно чаще.

— У тебя будет больше поводов, чем у меня.

Письма от Гарета продолжали приходить каждые несколько дней. Август сменился сентябрем. После смерти доктора Мюррея работа почти не замедлилась. Никто не освобождал стеллажи и не собирал коробки, и я стала надеяться, что Скрипторий останется таким, какой он был. Мистер Свитмен («Фред» мне давалось с трудом) стал подкидывать мне слова для исследования, и я почувствовала, что жизнь приходит в равновесие. Я снова начала ездить в Издательство и старое здание Музея Эшмола. Мистер Харт действительно пребывал в подавленном состоянии, но, вопреки надеждам Гарета, обрадовать мне его не удавалось.

По будням в пять часов вечера я из Скриптория шла в больницу, а по субботам сидела там почти с полудня. Одну из кроватей почти всегда занимал какой-нибудь парень из Издательства. Как только кто-нибудь поступал, сестры сразу сообщали мне о нем, и он становился частью моего обхода. Правда, большинство из них не испытывали недостатка в посетителях. Больница находилась в двух шагах от Издательства, и жительницы Иерихона роились в ней. Палаты были заполнены матерями, сестрами и возлюбленными, которые суетились вокруг раненых незнакомцев, как суетились бы они вокруг своих, если бы могли. Когда в больницу поступал кто-то из местных, они обменивали печенье и ириски на обрывки новостей, лишь бы убедиться, что их мальчики все еще живы.

Я всегда ужинала вместе с Берти.

— Он по-прежнему ничего не понимает, но в вашей компании он ест лучше, — заметила сестра Морли.

Мне приносили ужин на том же подносе, что и Берти. Сестра Морли извинялась за пресную и однообразную еду, но мне было все равно. Это значило, что мне не нужно готовить дома для себя одной.

— Берти, — сказала я, не ожидая ответа. — Сегодня мне попалось слово, которое тебе может понравиться.

— Ему вообще никакие слова не нравятся, миссис Оуэн, — сказал его сосед.

— Знаю, Ангус, но врачи говорят всегда знакомые слова. Это ему точно незнакомо.

— Как же Берти поймет, что оно означает?

— Он не поймет, но я все равно объясню.

— Но вы же знакомыми словами объяснять будете.

— Необязательно.

Ангус засмеялся.

— Вы знаете свою работу, мадам.

— Ну, если ты и дальше будешь подслушивать, то выйдешь из больницы с обогащенным словарным запасом.

— Я думаю, что знаю уже все слова, которые надо.

Берти ел свою еду, как и любой другой мужчина. Иногда я представляла, как он отрыгнет и скажет «извините, мадам», как это делали все остальные. Но когда он наедался, он снова сидел с потухшим взглядом и ничего не говорил.

— Финита, — сказала я.

Глаза Берти даже не моргнули.

— Что это значит? — спросил Ангус.

— Это значит «закончил».

— На каком языке?

— Эсперанто.

— Не слышал о таком.

— Это искусственный язык, — ответила я. — Его специально придумали легким, чтобы каждый мог выучить. Он был создан для мира между народами.

— И как, получилось?

Устало улыбнувшись, я посмотрела на кровать Ангуса: под простыней не было обеих стоп.

— И все же, если этот ваш язык поможет старине Берти, то его придумали не зря, — сказал он и кивнул на поднос с тарелкой. — Можно я доем, если он больше не хочет?

Я взяла тарелку и отнесла Ангусу.

— Как на эсперанто будет «спасибо»? — спросил он.

В кармане у меня лежала шпаргалка со словами, но это слово я знала наизусть.

— Данкон.

— Тогда данкон, миссис Оуэн.

— Не данкинде, Ангус.

* * *

В дверь постучали, и в Скрипторий заглянула миссис Мюррей.

— Начинается, — объявила она и с мрачным выражением лица впустила мальчика в фирменном фартуке Издательства.

Он вкатил тележку со сложенными картонными коробками.

— Издательство предложило помочь с переездом и каждый день в полдень будет присылать мальчиков с тележкой. Они будут отвозить все коробки, которые вы соберете, в Старый Эшмол.

Казалось, она хотела сказать что-то еще, но слов не последовало. Она обвела взглядом ячейки с листочками, книги, стопки бумаг. Наверное, в этот момент ей хотелось быть одной. Ее глаза в последний раз остановились на бюро доктора Мюррея и на его академической шапочке, лежащей на книжной полке рядом. Она развернулась и ушла.

Элси и Росфрит поднялись и вышли вслед за матерью.